Только бы не дети! К горлу подкатил комок. Я дрожащими
руками расстегнул кобуру. Застрелиться, как положено офицеру…
Со скрипом открылась дверь автобуса, на землю вывалился
тощий небритый мужик в тренировочном костюме. Потряс головой, окинул взглядом
смятый автобус, потом меня. Поднялся. В руках у него была монтировка.
– Космонавт хренов! – завопил он. – Разлетались, мать вашу!
– Сколько? – только и смог спросить я. Ноги не держали,
матушка Земля укоризненно тянула прилечь. – Сколько… там?
Я кивнул на смятый автобусный салон, стараясь не смотреть
лишний раз на заляпанные стекла.
– Восемьдесят! – взвыл водитель, и у меня все внутри
оборвалось. Точно, детей подавил… – Восемьдесят ящиков, гад! Мне ж теперь не
расплатиться!
Прежде чем я осознал эти слова и понял, что людей в ящиках
не возят, водитель со своей монтировкой почти подобрался ко мне.
– Стой! – крикнул я, выхватывая пистолет. – Я майор ВВС
России Петр Хрумов! Имею право применять оружие! Не приближаться!
Водитель выронил монтировку, сел на склон и заныл, обхватив
голову руками и раскачиваясь. До меня донеслось что-то о китайских подрядчиках,
вырастивших помидоры, о жителях Хабаровска, которые без этих помидоров жизни не
мыслят, о несчастном «Икарусе», который водителя кормил, поил, а теперь только
в металлолом и годен. Но сил посочувствовать не было. Помидоры! Восемьдесят ящиков!
Да хоть весь китайский урожай этого года!
– Какого черта ты в автобусе помидоры вез? – спросил я.
– А в чем еще, у меня «КамАЗа» нет!
– Да успокойся, тебе выплатят компенсацию!
Водитель прекратил ныть, приподнял голову. Недоверчиво
спросил:
– Точно?
– Выплатят! – подходя к автобусу, пообещал я. Выглядело все
кошмарно. Я наклонился, соскреб с травы багровую кашу, поднес к лицу, чувствуя
себя начинающим вампиром. Точно, помидоры…
– Так это из-за тебя дорогу перекрывали? – спросил водитель
со спины.
Я, не оборачиваясь, кивнул.
– Блин… а я думал, снова на железке цистерны рванули… –
промямлил водитель. – Вечно, как ваша горючка рванет, так весь район оцеплен…
– Что, часто рвется? – заинтересовался я.
– Раза два в год…
Да, понятное дело. Ракеты-носители летают на очень токсичном
топливе. А стартов много, а цистерны старые, а персонала обученного вечно не
хватает… Я вздохнул:
– Если б не твоя колымага, конец мне…
Водитель покосился на дорогу, поскреб щеку.
– Уж точно, ты гнал будь здоров… Километров двести?
– Посадочная скорость – триста пятьдесят.
Водитель пощелкал языком, тон его сразу изменился. Теперь я
был не залетным космонавтом, а почти коллегой.
– Ну, я больше ста здесь держать не рискую… У меня движок –
совсем барахло. Конечно, у вас-то… – Он осекся, оглядывая челнок, сплюнул,
пробормотал: – Крепко я головой приложился… Тебя как зовут, космонавт?
– Я же говорил, Петр!
– Петя… А я – Коля.
Я машинально пожал протянутую мне руку. Нас сейчас можно
было снимать для агитационного плаката компартии – полное единство армии и
народа. Вот только челнок, хищно пронзивший носом автобус, пришлось бы
заретушировать – какие-то неправильные ассоциации возникали.
– Ты откуда прилетел? – поинтересовался водитель.
– С Сириуса-А-восемь. Планета Хикси.
– Знаю! – оживился Коля. – Видел я Сириус! Мне сынишка
показывал, он в кружок астрономов ходит, сам телескоп собрал, маленький такой…
Тоже космонавтом хочет быть.
Он подошел к челноку вплотную, боязливо притронулся к
обшивке и с руганью отдернул руку. Конечно, керамика еще не остыла, градусов
сто – двести точно есть.
– Горячий, мать его! – взвыл Коля. – У меня ж все помидоры
поджарятся! Помоги, выгрузим!
Я укоризненно посмотрел на водителя, и Коля махнул рукой:
– А… ладно. Что уж теперь… Эй, а он не излучает?
– Корабль? Нет, не бойся. Радиация чуть выше фоновой. Не
опасно.
Водитель закивал:
– Верно, чего нам бояться, после такого дела… Петя, так ты,
считай, заново родился!
– Угу.
– Это… отметить надо бы?
Я так растерялся, что не нашелся, что ответить. Водитель,
приняв мое молчание за согласие, метнулся в кабину и через минуту возник с
початой бутылкой водки, стаканом и куском сала, завернутым в «Литературную
газету».
– Только ты подтверди потом, как гаишники приедут, что я
трезвый был! – раскладывая на травке газету, попросил Коля. – Это сейчас
только… стресс снять…
У меня возникло легкое сомнение, был ли Коля трезвым и зачем
ему понадобилось так поспешно прикладываться к бутылке. Но я промолчал. В конце
концов, мне его автобус жизнь спас.
Мы уселись, Коля сунул мне стакан, налил, и в этот момент
послышался стрекот вертолета.
– Мои летят, – сообщил я, привставая.
– Ты давай, давай! – засуетился Коля. – Вот… хочешь
помидорку принесу?
Он бросился к автобусу и стал выбирать из давленой каши под
колесами целый помидор. В этот момент вертолет, низко идущий над дорогой,
показался в поле зрения. Как ни странно, это были не спасатели: из открытой
двери торчал зрачок телекамеры. Оператор, пристегнутый за пояс, жадно снимал
картину дорожно-транспортного происшествия.
– Это наши, хабаровские телевизионщики… – сообщил Коля,
протягивая мне помидор. – На, закуси!
Я машинально глотнул водки и откусил помидорину. Овощ
китайцы вырастили хороший, вкусный, а вот водка драла горло, как керосин.
Коля сразу расслабился и довольно подмигнул мне.
– Нам теперь гаишникам попадаться нельзя! – доверительно
сообщил он. – Так что пускай твои прилетают и нас обоих увозят! У меня стресс,
мне отдыхать теперь надо!
Вот оно что.
– Да не пугайся, какое, к черту, ГАИ, тут ФСБ будет
разбираться! – успокоил я его.
Вертолет по-прежнему кружил над дорогой, не делая никаких
попыток опуститься и предложить помощь. Мы выпили еще по чуть-чуть, когда
прилетели спасатели – два легких вертолета, выкрашенных в оранжево-белую
полосу, и камуфлированный армейский Ка-72. Репортеры немедленно смылись, словно
опасались, что в них пустят ракету. Военный вертолет начал описывать над сопкой
круги, а из приземлившихся спасательных к нам бросились люди. Несколько врачей,
два автоматчика и сам полковник Данилов. Я поднялся, отмахнулся от докторов и
отрапортовал:
