Трудно мне будет. Очень трудно.
Я встал и пошел в санитарный блок. Он оказался неожиданно
большим, с сияющей белизной треугольной ванной, раковиной, полной
дезинфицирующего геля, и, разумеется, унитазом. На стене, покрытой темной,
слегка зеркальной пленкой, была наклеена яркая картинка: маленький мальчик,
тщательно моющий руки, и надпись: «Надо, надо умываться по утрам и вечерам!»
Гигиена – это очень важно. Понимаю.
Я вспомнил свой дурацкий порыв, заставивший меня взять Тага
за руку.
Кажется, это не принято!
Откуда же у меня возникла мысль о допустимости такого жеста?
Надо выспаться. Надо отдохнуть, и завтра мир покажется мне
понятнее и привычнее. Так будет происходить с каждым днем, я усвою мораль и
нормы Родины, я стану своим, вновь займусь Регрессорством, Родина отыщет Алари
и сведет их агрессивный потенциал к нулю. Когда-нибудь они станут нашими
Друзьями.
Интересно, а те похожие на нас существа – они тоже нуждаются
в работе регрессоров? Или им хватит ума принять помощь добровольно?
Я вымыл руки, потом, поколебавшись, решил начать правильную
жизнь с первого же вечера и стал разбираться в механизмах душа. Через несколько
минут, дважды окатив себя водой, вначале ледяной, а потом кипятком, я справился
и с этим.
Разделся, как будто в этом еще оставалась необходимость,
забрался в ванну и тщательно вымылся.
А вот аккуратно складывать мокрую одежду было глупо. Я
раскидал ее на полках, так, чтобы просохла к утру, забрался под одеяло и уснул.
Устал я так сильно, что даже крошечные размеры подушки мне не помешали.
Мне снился сон, типичнейший
сон-который-нуждается-в-обсуждении-с-Наставником. Нехороший сон.
В меня влезла какая-то амебоподобная жидкая тварь,
растеклась по телу, пустила щупальца в сердце и печень, затуманила своим ядом
мозг… Я валялся на неровной металлической плите, вокруг стояли кошмарные
существа, а среди них человек, старик – мой Наставник, хоть он и не был похож
на Пера…
А я терпел, терпел все, что со мной творили, потому что так
было надо, и умом я понимал: вся моя жизнь, моя боль – это лишь пыль на ветру
судьбы, мелочь, не заслуживающая внимания…
– Ник! Никки…
Тварь ползала во мне, она собиралась изучить каждую клеточку
тела, каждый нерв и каждый мускул, это не всегда было больно, но всегда –
противно…
– Никки!
Я застонал и проснулся.
Катти сидела рядом на кровати, тревожно вглядывалась в мое
лицо.
– Ты плакал, – сказала она. – Плакал во сне, Никки…
Я сглотнул, в горле было сухо, сердце безумно стучало в
груди.
– Никки…
– Ты… что ты здесь делаешь?
Конечно же, ничего умнее я придумать не смог!
Катти вздрогнула, как от удара. Начала вставать.
– Подожди. – Я непроизвольно схватил ее за руку. – Прости.
Спасибо, мне было плохо. Ты помогла. Я только удивился, как ты вошла.
– Твой замок меня знает. – Она с легким удивлением
посмотрела на мою ладонь. – Никки, мы же были… друзьями… Радостного утра тебе,
Ник!
Она была очень симпатичная. Только эта стрижка под щетинку…
ну не нравилась она мне, и все тут! Зато очень добрые глаза, красивое лицо,
полуобнаженное тело. Теперь она была в короткой юбке, а лента, которую женщины
носят вместо рубашек, быта совсем узенькой и полупрозрачной.
Нет, я и впрямь ее любил.
И готов был любить прямо сейчас и здесь.
…Что-то заклинило у меня в голове, в тщетных попытках понять
собственные желания я попал в какой-то логический тупик.
Да что же такое, слов не хватает!
Впервые моя «резервная память» отказалась пояснить, чего же,
собственно говоря, мне хочется!
– Катти… – беспомощно прошептал я. – Я… я люблю тебя.
Она мгновенно расслабилась и даже улыбнулась.
– Я тоже тебя люблю, Никки. Все хорошо. Ты уже
поправляешься.
Осторожно забрав руку из ладони, Катти коснулась моею лба.
Я сразу вспомнил ту, чужую, женщину и ее робкую ласку…
– Температура нормальная, – сказала Катти.
Лучше бы она молчала!
– Вставай, лежебока! – весело продолжила Катти. – Тебе
разрешено валяться в постели, но не злоупотребляй!
Она встала и сдернула с меня одеяло.
Так быстро, что я не успел его удержать.
Ну не было у меня вчера сил искать чистое белье!
– Мойся и одевайся, – совершенно спокойно сказала Катти. –
Ты вчера не положил одежду в блок очистки, я сама прибрала. Вставай!
Я сел на кровати, это оказалось неожиданно неудобно, словно
у нее подпилили ножки и она оказалась ниже, чем я привык. Задумчиво глянул на
Катти.
Ее не смущала моя нагота, как ту, чужую, женщину. Значит,
это нормально?
А что тогда неправильно?
Почему я никак не решусь подняться?
– Прими холодный душ, – посоветовала Катти. – У тебя
гормональный всплеск. Это ничего, это бывает после стрессов.
Во мне что-то сломалось. Уже без всякого стеснения я
поднялся и пошел в ванную. Там, согласно рекомендации врача, пустил холодную
воду и встал под нее. С крошечных дырочек в потолке лил настоящий дождь, я
крутился под ним, поднимал руки, ловя холодные капли. Потом прислонился лбом к
скользкой стене и замер.
– Я принесла твою одежду, – доброжелательно сказала Катти, входя.
В ванной дверь не запиралась, или же я не смог найти механизм замка. – Ты себя
нормально чувствуешь? Таг сказал, что вы приняли две фляги вина, у него легкое
отравление…
– Абсолютно нормально, – сказал я, не поворачиваясь.
– У тебя более сильная степень биозащиты, – предположила
Катти. – Твой организм легко устранил токсины.
– Катти, у меня какие-то психические нарушения, – сказал я.
– Мне… я…
Она терпеливо ждала, пока я подыщу слова.
– Я чувствую дискомфорт, находясь рядом с тобой в обнаженном
виде! – наконец-то сформулировал я.
– Это проявляется только со мной? – деловым тоном спросила
Катти.
– Ну… наверное. Вчера, на обследовании, я тоже ощущал
дискомфорт, когда ты смотрела на меня.
– Не беспокойся. Известное явление. Психическая регрессия.
Порой возникает у детей в период созревания, иногда при сильных стрессах. Есть
специальный термин – стеснительность. Обычно стеснительность направлена на
противоположный пол.
