– Чтобы не тревожить детей.
– Правильно, Петер. Ты порой ведешь себя почти как человек…
Конечно, отпечатки босых ног на снегу – это здорово. Это будит воображение
старших детей, дает пищу для страшилок младшим. Но только не в том случае,
когда рядом – санаторий для тяжелобольных. Я как-нибудь пробегусь сам по
снежку. Когда санаторий перекочует далеко-далеко… и дурных мыслей следы не
вызовут. Пусть дети вспомнят легенды о ледовых людях, зароются в книжки по
истории, начнут закаляться сами…
– Наставник Пер, – сказал я. – Ты меня тоже поражаешь.
Ведешь себя как человек. Но когда из-под следствия высовываются причины – они
смердят, как падаль.
– Кто ты, чтобы судить нас?
– Человек.
– Ты чужой человек. Ты регрессор Тени.
Только теперь безысходность отпустила меня. И Геометры
ошибаются.
– Нет, Наставник Пер. Вы так боитесь врагов, оставшихся за
спиной, что не смотрите вперед. Здесь, на краю Галактики, есть планета под
названием Земля. На ней живут люди – такие же, как вы. Только на мир они
смотрят чуть по-другому.
Он молчал, обдумывая мои слова.
– Если ты говоришь правду, то тем лучше для Родины, – сказал
он наконец. – Мир Тени оказался сильнее нас. Но он уникален. Возможны
идентичные линии эволюции, но итоги развития различны. Скажи, Петер, ваша раса
сильнее нас?
– Нет, – честно признал я.
– А ваши Друзья? Алари и кто там еще?
– Они даже не друзья, – сказал я. – Товарищи по несчастью,
быть может. Мы не идеальны.
– Тогда…
– В отличие от вас мы понимаем, что полны недостатков.
Пер поднял руки:
– Стоп! Стоп, Петер! Ты проявляешь готовность к
сотрудничеству, я ценю это. Но оставим признания для Мирового Совета.
– Признаний не будет, – устало сказал я. – Наставник, я не
собираюсь отчитываться перед вашим миром.
– Это агрессия? – очень спокойно спросил Пер. Поднялся с
кресла, устало, опираясь на подлокотник.
– Да какая агрессия! – зло ответил я. – Сколько еще вы
собираетесь цепляться за свои идеи? Дружба – Не-Дружба… Никому в мире не нужна
ваша любовь! Вы вошли в наш мир, а мы заглянули в ваш. Я заглянул! Мне здесь не
нравится, но я не собираюсь взрывать ваши энергостанции или перевоспитывать
твоих подопечных. Живите! Мне жаль того пацана, что стоял всю ночь под древним
гарпуном и лишь под утро рискнул уснуть. Мне жаль Катти, которая не рискует
сказать хоть слово в защиту любимого! Мне жаль Тага и Гана, которые тащат друга
к санаторию! Но это ваш мальчишка, ваши мужчины и женщины. Живите! Я уйду
отсюда, Наставник. Угоню корабль, я смогу это, не сомневайся, и уйду. Но если
вы понесете свою Дружбу к нам – я вернусь.
– Неужели твой мир отринет Дружбу? – сухо сказал Пер. –
Любовь ко всему живому, порядок и уверенность?
– Не отринет, – признался я. – Поэтому я и не позволю вам
добраться до Земли.
– Принимаешь решение за всю расу?
– Да.
– А вправе ли ты?
– Не меньше, чем Риг-вонючий, отравивший ваш мир.
Мне надо было убедиться, что он знает. И я убедился, увидев
ненависть в глазах Наставника.
– Ты регрессор Тени, – сказал Пер. – Ты лгал. Ты не уйдешь.
Защита – старт!
Я как раз начал вставать с тренажера. Я не собирался бить
Наставника, я просто хотел уйти. Хотя бы прежним путем, сквозь водовод…
Но воздух вокруг меня загустел и невидимыми руками сжал
тело. Я застыл, словно муха в янтаре.
– Неужели ты думаешь, что я способен поверить не-другу? –
устало спросил Пер. – Я знал, что ты придешь сюда. Вопреки рассказу Гибких,
вопреки разуму. Ник пришел бы… будь это в человеческих силах. А в тебе слишком
много от Ника.
Я не мог ответить. Пространство вокруг стало резиновым,
упругим и тяжелым. Не в моих силах было сдвинуться с места.
– Всю ночь я глотал стимулятор и смотрел в окно, – продолжил
Пер. – Гибкие стыдятся поражения и лгут про твою гибель, повторял я себе. Совет
не хочет признать опасность и считает тебя сумасшедшим регрессором. Но я понял,
пусть запоздало, но понял. Ты Чужой в обличье Ника. Ты не-друг. И когда я
увидел тебя, бегающего вокруг здания, я не удивился. Когда ты проник в сад, я
не удивился…
Не в моих силах было проронить хоть слово.
– Я останусь здесь, в «Белом море». В интернате на краю мира.
Моя вина, что Ник Ример попал в ваши руки. Но ты, не-друг, расскажешь Совету
все, что знал…
Вмешаться?
Да, куалькуа! Да!
Неужели для моего симбионта силовое поле – не преграда?
– Тебя исследуют, Петер, – сказал словно плюнул Пер. – Ты…
Что-то произошло. Лицо Пера дернулось, приобретая странное
придурковатое выражение. Неприятное зрелище – аккуратный старичок, изо рта
которого стекает слюна.
– Защита – не старт, – сказал Пер. – Защита – выключиться.
Защиту – убрать…
Голос его был монотонным и вялым. Не его воля двигала
губами…
Резиновый кисель вокруг меня исчез. Я молча пошел к Перу.
Лицо Наставника серело на глазах.
– Я не хочу причинять тебе вреда, – сказал я. – Не бойся. Я
уйду.
На лбу Наставника выступил пот. Губы шелохнулись:
– Тень…
– Я пришел с Земли, – сказал я. – Успокойся…
– Тень… – В его взгляде были лишь ненависть и ужас. – Я… я…
Он начал заваливаться на спину.
– Куалькуа! – завопил я, кидаясь к Перу.
Не я. не я. Слабые сосуды. Мозговое кровоизлияние.
Я подхватил тело Наставника. Он смотрел на меня с бессильной
тоской.
– Не умирай! – закричал я. – Не надо! Живите, я не хочу вам
зла!
Глаза Наставника закрылись.
Это не я.
Наставник Ника Римера умирал на моих руках.
Я смотрел в закатывающиеся глаза. Пера убил страх. Страх
перед неведомой мне силой, перед Тенью, обратившей Геометров в бегство. Он
умирал, страдая не от собственной смерти – от сознания того, что регрессор
Тени, в обличье Ника Римера, останется жить на Родине. Так что в какой-то мере
я убил его. Не менее надежно, чем вонзив в сердце нож.
– Я не хочу вам зла! – закричал я. – Не хочу!
Как похожи взгляды мертвых! Глаза Наставника Пера стали
такими же пустыми и спокойными, как у извращенца Клея, убитого Гибким Другом.
