Вдох – и первый поцелуй.
– Мм…
Она бросила быстрый взгляд в его сторону, встретилась с ним глазами и покраснела еще гуще.
– Ну, привет.
Она сделала небольшой шаг вперед. Достаточно близко. Еще шаг. Акива смотрел, и в нем поднимала голову любовь и тяга к жизни. Его комната, и они здесь вдвоем. Можно поговорить, освободившись из-под гнета внимательных глаз. То, что она пришла, означало так много. И пламя взгляда, которым они обменялись в пещере. Он не мог не надеяться, что это означает… все.
Обретение надежды было подобно веревке в ее руках, когда он завис над пропастью и уже не надеется. От нее зависело, жить ему или умереть.
Она огляделась, хотя смотреть здесь было не на что. Помещение было вырублено не так грубо, как большинство остальных. Гладкие стены и четкие углы в мире кривых линий.
– А я помню эту комнату, – сказала Кэроу тихо. – Здесь мертвых готовили к погребению.
Слова слегка встревожили его. Акива пролежал здесь в полудреме несколько часов, сосредоточившись на точке концентрации боли. Лежал словно труп – в комнате, где прежде лежали трупы?
– Я не знал, – ответил он, надеясь, что не нанес бывшим обитателям пещер оскорбление.
Кэроу провела кончиками пальцев по камню. Теперь она стояла к нему спиной, и он видел, как в такт дыханию поднимаются и опускаются ее плечи. Синие волосы заплетены в косу – синие, как сердцевина пламени. Мягкие завитки на затылке выбились и чуть торчали. Более длинные пряди были убраны за уши, все, кроме одной, упавшей на щеку.
Акиве страшно захотелось причесать их и заправить обратно. Расчесывать медленно, ощущая тепло ее шеи.
– Мы подзуживали друг друга прийти сюда и полежать, – сказала Кэроу. – Я имею в виду, дети.
Она медленно обошла стол, остановилась лицом к Акиве у дальней стороны, будто воздвигая между собой и Акивой барьер. Подняла глаза к потолку. Высокий, и в центре похожее на дымоход отверстие.
– Это для душ, – пояснила она. – Чтобы они возносились в небо, а не застревали внутри горы. Мы раньше говорили, что если заснуть в этой комнате, твоя душа подумает, что ты умер, и вознесется.
Акива почувствовал, что Кэроу улыбается. А потом увидел отблеск этой улыбки на ее лице, легкий и нежный.
– Ну, так я притворилась однажды, что уснула здесь, и вела себя, будто утратила душу. И уговорила других детей помочь мне ее отыскать. Весь день, под потолком.
Она опять улыбнулась, медленно, непривычно.
– Я поймала воздушного элементаля и сделала вид, будто это моя душа. Бедный он, бедный. Я была тогда маленькой дикаркой.
Ее лицо… Оно по-прежнему оставалось для него неразгаданной тайной, а улыбка почти превращала в незнакомку.
Если у них с Мадригал был целый месяц, то с Кэроу у него было сколько?.. две ночи? Или даже одна, бо́льшую часть которой он проспал. И два дня урывками. Несколько встреч украдкой, и все, что он видел, – переполнявшую ее ярость, опустошение, страх…
Сейчас было что-то совсем другое. Улыбаясь, она излучала сияние, как лунный камень.
И тут он со всей очевидностью понял: у нее теперь не только другое лицо. Он привык думать, что это та же Мадригал, только в ином обличье и с другим именем, но ведь в теле Кэроу она прожила еще одну жизнь – в другом мире, в окружении людей. Как это изменило ее? Он не знал.
Но узнает.
Желание переполняло его; в груди болело, будто сердце проткнули гвоздем. Ничего в мире он не жаждал так сильно, как начать все сначала.
Любить.
– Хороший был день, – сказала она, все еще погруженная в воспоминания.
– А как ты вела себя, когда якобы утратила душу? – спросил Акива.
Он-то собирался задать беспечный вопрос о детской игре, но, услышав собственные слова, подумал: «Кому это знать лучше, чем мне?»
Ты предаешь все, во что верил. Ты топишь горе в мести. Убиваешь и убиваешь, пока вокруг не становится пусто.
Должно быть, выражение его лица изменилось, поскольку улыбка Кэроу погасла. Она твердо встретила его взгляд. У Мадригал глаза были теплого карего цвета. Лето и пашня. У Кэроу – черные. Темные, как небо, и яркие, как звезды. И когда она вот так пронзительно смотрела на него, радужка почти исчезала, и зрачок заполнял все пространство. Ночной взгляд. Взгляд, лишающий силы.
Она сказала:
– Могу рассказать, что делаешь, когда душа возвращается. Сейчас расскажу.
И она имела в виду совсем не детскую игру.
– Спасаешь жизни. Снова разрешаешь себе мечтать. – Ее голос упал до шепота. – Прощаешь.
Молчание. Затаенное дыхание. Стук сердец. Она… она это о нем? На Акиву обрушился мир: быть рядом… почти касаться – словно только так правильно, только вдвоем, и все прочие дела и события – всего лишь путь, который ведет к цели.
Она опустила глаза и снова смутилась.
– Но тебе это знакомо лучше. Я только новичок.
– Ты? Ты никогда не теряла душу!
– Теряла. Пока ты спасал химер, я делала монстров для Тьяго. И ненавидела за это не себя, а тебя. Тогда я этого не понимала.
– Горе, – сказал Акива. – Гнев. Они заставляют нас делать вещи, которые мы презираем.
Я – был одной из тех «вещей», за которые ты себя презирала, подумал он. Что-то изменилось?
– Все, что наши народы творили по отношению друг к другу, – дрова в костер вражды. Именно поэтому мы сейчас не верим в возможность мира. Как же винить кого-то, кто стремится убить убийцу близких? Как осуждать за то, что делается в отчаянии? – Уже произнося эти слова, Акива понял, что они звучат как оправдание его собственного ожесточения и тех ужасов, которые он сотворил по отношению к ее народу. Его охватил стыд. – Я не… Я не имел в виду себя. Кэроу, я понимаю: сделанное мной никогда не искупить.
– Ты правда так думаешь?
Она смотрела внимательно, словно стараясь проникнуть в глубь его мыслей.
Правда ли он так думал? Или просто его настолько грызет чувство вины, что он и представить не может, что когда-нибудь, как-нибудь сумеет все искупить? Что когда-нибудь настанет день, и чаши весов сместятся, и принесенное им добро превысит меру того зла, что он причинил. И что он не ввергнет мир в катастрофу более страшную, чем случилась бы, если бы он не родился на свет. Может ли он надеяться, что к концу жизни он искупит содеянное?
Если да, то не все еще потеряно. Акива, если проживет долгие годы и не прекратит усилий, сможет спасти жизней больше, чем уничтожил.
Но под пронзительным взглядом Кэроу он осознал, что совсем в это не верит.
– Да, – сказал он. – Я правда так думаю. Нельзя искупить одну жизнь, спасая другую. Как это поможет мертвому?
