Крылья живого пламени. Элиза передернула плечами, чувствуя, как откликаются новые, не известные ей прежде мускулы. Вокруг рассыпался дождь из искр. Они прекрасны, благоговейно подумала она.
Новый сон нравился ей гораздо больше, чем прежние.
– Твоя блузка. Прости, – сказала девушка.
Поначалу Элиза не поняла, затем увидела разодранную в клочья ткань – то, что когда-то было ее блузкой. Странная подробность. Неожиданная для подобного сновидения.
– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил парень. – Ты… вернулась?
Вернулась? Куда… или откуда? Элиза поняла, что не представляет, где сейчас находится. Последнее, что она помнила – Марокко, несправедливое обвинение, автомобиль, стыд.
Она огляделась: узкий извилистый переулок, больше похожий на театральную декорацию. Булыжник и мрамор мостовой, живописная красная герань на подоконнике. Бельевые веревки тянутся поперек тротуара от балкона к балкону. Все буквально кричит – Италия. Точно так же, как ландшафты под крылом самолета, который перевозил их с доктором Чодри, не оставляли сомнений, что никакой Италией там не пахнет. Старик в подтяжках тяжело опирается на трость и, замерев, пристально ее рассматривает. Как вырезанная из картона фигура.
Кольнуло недоброе предчувствие: а что, если это все-таки не сон? Ручка трости обмотана тканью. Один из кустов герани засох, везде мусор, слышится шум. Где-то за углом сигналят автомобили, грызутся собаки, и над всем витает гул далеких голосов. Детали реальности, вторгшиеся в сновидение?
Что-то тут не так.
Пожалуй, сначала она послушает.
Возбуждение исчезло. Воспоминания, которые были осмыслены, приняты и погребены, больше не пытаются пробиться на поверхность рассудка. Элизе потребовалось всего мгновение, чтобы понять, отчего так. Очень просто. Погребены? Уже нет.
Осмыслены? О да.
Теперь Элиза знала, что она такое. Будто ролик прокрутили назад в замедленной съемке. Кусочки мозаики, рассыпанные по полу, взлетели, зависли над столом и опустились на скатерть в правильном порядке. Разлитый чай собрался обратно в чашки. Книги, хлопая страницами, словно крыльями, расставили сами себя на полке.
Узор сложился. Безумное обрело логику.
Кошмар никуда не делся – но теперь она с облегчением обнаружила в нем свое место.
– Что вы со мной сделали?
– Сами не понимаем, – взволнованно призналась девушка. – Мы не знали, что с тобой не так, и просто пожелали. И ждали, что магия сама разберется.
Пожелали? Магия?
– Я знаю, что со мной было не так.
Все стало на места. Каждый элемент мозаики нашел объяснение. Самое главное – она вовсе не реинкарнация ангела по имени Элазаэль.
Восторг и облегчение слились и породили новое, не имеющее имени чувство. Элиза пока не понимала, как на него реагировать. То, чего она страшилась больше всего, оказалось неправдой. Она произнесла вслух:
– Это не я!
Облегчение и радость. Бремя вины давило не на ее плечи, а ей просто показали чужой сон. И никогда, никогда, никогда она не открывала дорогу тьме!
Но Катаклизм был реальностью. Она знала это сейчас абсолютно точно, и осознание причиняло боль.
Элиза прижала пальцы к вискам: сколько открылось нового, как много она теперь понимает, какую гигантскую территорию предстоит осваивать!
Парень и девушка хмуро смотрели, желая понять, не рехнулась ли она еще сильнее. Нет, и теперь в этом никаких сомнений. Ее мозг, ее крылья, ее тело – тонкое, совершенное творение природы. Двойная спираль. Галактика. Соты. Сущности, настолько невероятные и жуткие, что навевали мысль о том, что Акт Творения – не просто случайная комбинация вероятностей.
Такое не постичь человеческим разумом. Никому еще не удавалось. Но… теперь она видела источник.
Всего.
Элементы прежнего узора не были теперь погребены под слоем беспамятства. Они стали частью ее нового «я», заняв положенное им место и переплетясь с другими. Они были так прекрасны, что хотелось им поклоняться, хотя Элиза осознавала, что самосознание у них отсутствует. Все равно что поклоняться ветру. Магия и наука – просто две стороны одной драгоценной медали.
И ей открылось само Время, развернутое, как цепочка ДНК. Познаваемое. Возможно, даже доступное для изучения.
Рассудок замирал на краю новых безбрежных пространств. Мгновенье назад она думала, что спасена. Теперь видела, что это больше, чем спасение. Гораздо больше, чем спасение.
– Ладно, – сказала она, стараясь смотреть на своих благодетелей со всей теплотой, на какую только была способна. – Давайте о вас. Кто вы такие?
67
Искры в небе
Кэроу вслед за Акивой покидала Папский дворец. Их прикрывала невидимость, поэтому, когда они нечаянно налетели друг на друга в воздухе, столкновение вышло неловким.
Конечно, нечаянно. Ну, то есть…
Просто желания тела слегка опередили рассудок.
Она не видела Акиву, но ощущала жар пламени и поток воздуха под его крыльями. Кэроу собиралась следовать за ним к куполу собора Св. Петра. Оттуда они вчетвером планировали понаблюдать за исходом Доминиона и невидимками следовать за ними до портала над Узбекистаном, и оттуда – в Эрец.
Однако ее все еще трясло. Бросок ножа, собственный невыплеснутый крик. Хотелось смотреть на Акиву, раз за разом убеждаясь, что с ним все в порядке, быть к нему как можно ближе.
Они летели над площадью, и колоннады Микеланджело протягивали им вслед руки.
Кэроу собиралась тронуть плечо Акивы, а вместо этого задела крыло. Вспыхнул целый рой искр, Акива от неожиданности дернулся, она потеряла равновесие, он ее подхватил. Вот и все.
Полюса магнитов притягиваются.
Руки Кэроу нащупали голову возлюбленного. Она неловко осыпала благодарными поцелуями его невидимое лицо. Вот бровь, скула, переносица, так близко. Тепло кожи, жар крыльев.
Она прижала руку к его сердцу, спеша убедиться, что это не иллюзия, что он и вправду цел и невредим. Ладонь скользнула по его шее, подбородку, нашла губы.
Он не стал ждать.
Взмах крыльев – и его бросило ей навстречу и прижало даже сильнее, чем в душевой кабинке; только теперь им не мешала ни теснота, ни земное притяжение – ничего…
Ноги переплелись. Она зарылась ладонями в его волосы. Воздушный поток подхватил их и закружил.
Наконец.
Губы Акивы – жадные, нетерпеливые, нежные. Поцелуй – долгий, страстный, бесконечный. А потом еще один. И еще.
Глаза в глаза. Поцелуи – глубже, слаще, жарче. Голову кружило. Не было ни верха, ни низа; только губы, бедра, руки – она наконец ощутила их прикосновение. Только бы не рухнуть вниз. Неважно.
