Он взял жестянку, в которой когда-то, когда искатели приключений были совсем маленькими, хранились лакричные леденцы, открыл, понюхал, отшатнулся и протянул компаньону. М.Р. закашлялся.
— Что это? Ты это сам, что ли, сделал?
— Ну что вы, сэр! Я так даже и не умею! А ты на этикетку посмотри!
Этикетка почти совсем стерлась, надпись на ней едва читалась: «От всего».
— Экая гадость! Убери ты, пожалуйста, этот эликсир подальше куда-нибудь, — взмолился Дюк. — Меня чуть не вырвало!
— Два доллара, сэр, и ваша жена юная красотка навечно.
Дюк подумал.
— Это жестоко — мазать таким женщину.
— Ничего, — отмахнулся Джейк. — Может, у нее от аромата мозги прочистятся, покажет своему мужу, как всякую дрянь покупать. Ну что, берем два?
— Бери три.
— Спасибо, сэр, да пребудет с вами здоровье и молодость, — Джейк закрыл жестянку и старательно замотал попавшимся под руку штопаным чулком. — А лупу возьмете? Отдам за доллар.
— Она точно та самая?
— Сэр, — Д.Э. прижал к груди руки, — разве я могу врать своему лучшему другу? Так и быть, вместе с лупой отдам нож, которым мистер Бредфорд резал Ту Самую индейку на Первом Дне Благодарения. Это подарок. Он немного ржавый, да, но ведь прошло много лет.
Дюк повертел в руках почти совсем обыкновенный кухонный нож.
— А в краске он почему? Да еще в зеленой.
— Ох, мэм, эти фермеры ведь понятия не имеют, что у них в руках. Варвары, дикие варвары! Размешивать краску для забора Тем Самым Ножом! Мне едва удалось его выкупить.
— Что же я буду с ним делать, молодой голорез?
— Во-первых, это память предков. Его можно беречь и передавать по наследству. Его можно будет продать известному музею. И, разумеется, мэм, если его почистить, то вы будете резать им индейку. Тем же самым ножом, с которого эта великая традиция началась.
Ну, и потом: это подарок.
— На тебе деньги, языкастый молодой человек. И да пребудет с тобой удача, чтобы не попался на своих сказках.
— Премного благодарен, мэм. Библию, принадлежащую самому мистеру Вашингтону, я вам принесу в следующий раз.
Дюк, понадеявшийся перестать смеяться, захрюкал.
— На ней есть пометки, — сообщил Джейк и продемонстрировал обтерханную Библию, которую вынул из мешка.
Компаньон сделал серьезное лицо и всплеснул руками.
— Чьи?
Д.Э. полистал Библию.
— Самого президента, разумеется. Если внимательно их рассмотреть, то можно понять, чем руководствовался мистер Вашингтон, когда писал Конституцию нашей великой страны.
— Господи Боже. Чем же он руководствовался?
— Этой самой Библией, мэм.
— А точнее?
— Законы Божьи, мэм, внесены мистером Вашингтоном в нашу Конституцию.
— Как трогательно! — И всего два доллара. Можете потрогать реликвию. — Ну-ка, ну-ка… так это же пометки священника! Какой-нибудь пастор, наверное, пометил для проповеди! — Смотря кого называть пастором. Видите надпись? Она слегка размазалась от сырости, но вот я, к примеру, вижу совершенно отчетливо: «Дорогому Джорджу от Авраама». М.Р. Маллоу смеялся, смеялся и понял, что спит, только, когда ему приснились стихи:
Как-то юная красотка
На полянке танцевала,
До канавки доскакавши
Ногу там подобрала.
С деревянною ногою
Обошла она полсвета,
В путь отправилась красотка
Ногу Сильверу вернуть…
Глава двадцать шестая,
в которой совсем не все благополучно
Д.Э. саммерс полюбовался на себя в витрину магазина одежды. Сначала в фас, потом в профиль, и, наконец, повернувшись спиной.
— Надо бы нам, компаньон, прибарахлиться, — задумчиво сообщил он, и подергал жилет в надежде прикрыть дивные скелеты.
— А то экспонаты из нашего заведения какие-то, — поддержал М.Р., которому сегодня повезло со жребием меньше, но которого это нисколько не утешало. — Экстравагантный костюм, сэр — признак недалекого ума. Таким типам и похвастаться больше нечем.
Но спустя полчаса даже молчащий мистер Маллоу вид имел гордый до неприличия. Два приличных костюма, которые приобрели двое джентльменов, в точности повторяли десятки и сотни приличных костюмов от Вебстер-стрит в Сан-Хосе до Манхэттена в Нью-Йорке.
— Ну, сэр, — уже серьезно сказал Дюк, — поздравляю: дотянули. Завтра к доктору Брауну. И не смотри так! Лучше знать правду, какой бы там она ни была, эта правда. Авось успеем принять какие-нибудь меры.
Праздник был испорчен. М.Р. посмотрел в глаза компаньону, для чего пришлось задрать подбородок, и постарался не моргать.
— Раньше доберемся, — Дюк закинул в катафалк мешок со свежими экспонатами, — раньше будем знать правду. У меня уже никаких нервов не осталось.
— Да ну, — фыркнул Д.Э.
М.Р. обернулся.
— Что значит, «да ну»? Ты что, передумал? Ты что, обалдел, что ли? Ты хоть представляешь, чем это может кончиться?
Компаньон стоял с руками в карманах.
— Твоя сыпь прошла через неделю, — сказал он. — На мне — так и вовсе ничего не появилось. У нас нет сифилиса!
— Нет? — взвился Дюк. — А что такое первичный шанкр, ты знаешь? У меня все, как по писаному: сначала сыпь, потом она исчезает, и через какое-то время сифилис переходит во вторичную стадию! Мне конец, понимаешь?
Джейк смотрел компаньону в галстук.
— Ладно, — сказал он без особенного энтузиазма. — Проясним твою сыпь.
— Чего-чего? — прищурился М.Р. так, что его брови изогнулись наподобие волн. — Проясним мою сыпь? Про себя ты уже не говоришь?
— Но у меня-то, — напирал Джейк, — все чисто!
— Чисто-чисто, — усмехнулся компаньон. — Так тоже бывает. Никаких симптомов, пока не станет поздно!
— Слушай, хватит меня пугать. Скажи честно, что тебе страшно и не хочется страдать одному.
— Я ничего не выдумываю, — голос компаньона начал напоминать плевки закипающего чайника. — Там так и было написано, в точности!
— Где — там?
— В журнале!
— В каком журнале?
— В «Популярной науке»! Эрлих написал! Мне про него отец рассказывал!
— Ты бы лучше Джерома читал, паникер! Как для тебя написано!
— Это я паникер? — задохнулся Дюк.
