Грузовик трясся по пустыне.
— Кстати! Где вы собираетесь копать? — орал Ральф Вандереру, сидя на брезентовом чехле с палаткой и подпирая спиной ящики, предназначенные для животных.
— В окрестностях Ступенчатой пирамиды, — гаркнул тот.
В эту минуту машина остановилась. Приехали.
— И все же, как удивительно, что вы сумели получить концессию, коллега, — проговорил профессор. — Это поистине чудо.
— Чудо? — улыбнулся Ральф.
— После того, как из Европы хлынули туристы, — пояснил Найтли, — в газетах не утихают скандалы. Приобрести концессию очень трудно. Отношения с правительством обострены до предела.
— Это верно, — согласился Вандерер. — Даже Картер в данный момент не может войти в открытую им гробницу. Вход для туристов запрещен. Большинство раскопок закрыто.
— А вы слышали — «Нью-Йорк Таймс» теперь владеет монопольным правом на публикации Картера! — подала голос мисс Вандерер.
Ральф отозвался: «Да что вы!», и беспечно рассмеялся. Он улыбался девочке, но думал он о другом. О том, что все найденные экспонаты, включая находки Картера, оставались в Египте: в Музее Древностей. Вывозить их было запрещено.
Полдень, 8 декабря 1924 г.
— Тетушка, пока нас не слышат. Я правильно понял, что эти древние египтяне, один из которых сейчас сворачивает «козью ногу» у вашей палатки — и есть те люди? Мухаммед, Мухаммед и Мухаммед?
— Да, mon cher ami. Это феллахи, жители юга страны.
— Вы уверены, что правильно поняли насчет гонорара?
— То, что я вам сказал: грузовик и четырнадцать пузырьков йоду.
— Бред какой-то. Почему четырнадцать? Почему бы просто не ящик?
— Довольно забавное пожелание, но делать из него выводы будет ошибкой. Не стоит их недооценивать.
— Странные — вы про внешность?
— Не только. Эти потомки Синдбада исповедуют весьма любопытные понятия о честности.
— Именно это меня и тревожит.
— Не волнуйтесь. Пока они работают на вас — это образец преданности. Самые вкусные кусочки, если вы зашли в их ресторан, хорошая скидка, если вы делаете покупку в его магазине, знакомства с нужными людьми — все для вас. Ведь вы его друг! Но как только ваши деловые отношения закончены — не обижайтесь.
— А разве не таковы все местные?
Тетка рассмеялась своим тихим, скрипучим смехом.
— Не совсем. Для вас, к примеру, представляет сложность понять, почему можно обокрасть иностранца, но нельзя — соотечественника?
Саммерс подумал.
— Пожалуй, нет.
— А почему нельзя украсть у человека, который живет в отеле, но при этом обязательно — у того, кто поставил в пустыне палатку?
— Э, э… тут я, признаться, не столько понимаю, сколько чувствую.
— Я чувствую то же самое. Ну, давно ли вы заглядывали в свой бумажник?
Коммерсант полез в карман, но бумажника не нашел. Он поднял бровь.
— Тогда они у нас еще что-нибудь украдут?
— Все! — засмеялся Фокс. — Все, что сумеют унести.
— А ведь это не в наших интересах.
— В таком случае, предлагаю выпить кофе.
Спустя пять минут из саквояжа тетушки Элизабет был извлечен аппарат Нейпира. Сама тетя при этом сидела на раскладном брезентовом стуле. Она обмахивалась веером.
— Как я измучился с этой вашей кофейной машиной! — высказался Кеннел.
Он в третий раз разбирал аппарат.
— Тетушка, его части опять не подходят друг к другу!
— Не ной, Ральф. Ты же знаешь, что это подарок твоего дяди! Я обязана им пользоваться!
— Но ведь можно просто сварить кофе! Мы же пили с вами настоящий арабский! Уверен, что кто-нибудь из этих людей легко сварит его в песке по местному обычаю.
— Ральф, я все понимаю. Кофе в песке неплох, но будь любезен: собери аппарат.
— А я вам говорю: там чего-то не хватает.
— Это у тебя в голове не хватает, болван.
— Ну, тетя! Я устал.
— Бог мой! — миссис Кеннел бросила веер и встала. — Милый, в кого ты такая бестолочь?
Ругаясь и отталкивая друг друга, тетя и племянник возились с аппаратом, пока в дело не вмешался профессор. Профессор окликнул Вандерера, тот — Засса, обе экспедиции смешались и получилась свалка.
— Дайте! — Пустите! — Да отпустите же! Что ты стоишь, Ральф? Принеси, наконец, воды! — Разрешите мне, фрау. — Не мешайте, герр Засс!
Наконец, Зассу все-таки посчастливилось протиснуться к аппарату. Он долго возился с колбой, пока, наконец, не установил, что к колбе полагается трубка. Ральф сказал: «Ну вот!», сбегал в палатку, нашел недостающие части, после чего зажег спиртовку, и очень скоро дамы первыми получили по чашечке кофе.
— Я всегда говорила, что ты бестолочь, — заключила тетя Элизабет.
Эти слова она повторила и утром, когда Ральф сказал, что не может найти кофейную машину, и вечером, когда стало ясно, что на сей раз машины действительно нет. Вандерер как раз собрал своих рабочих. Он делал опись найденного.
— Кто украл машину, мерзавцы? — рявкнул он, глядя во внушительный список: «Азизи… Джафар… Рашид… Мухаммед, Мухаммед и Мухаммед».
— Не знаем! Не знаем ничего! Какая машина? — загомонила толпа рабочих, всем своим видом выражая полнейшее недоумение.
По всей видимости, тут ничего нельзя было сделать. А ночью у костра возле одной из палаток, где жили рабочие, раздался взрыв.
— Ай, шайтан! — восхитились внутри.
И под ноги Ральфу Кеннелу упал искореженный металлический предмет. Это была трубка от кофейной машины Нейпира.
— Спокойной ночи, тетя, — сказал Кеннел.
— Спокойной ночи, Ральф.
— Ай, шайтан! — опять сказали в палатке.
* * *
Наутро Саммерс, умывшийся из кувшина (воду страшно экономили), присел у оградки на кучу белого прозрачного камня. Он только собрался закурить, как обнаружил рядом с собой феллаха — стройного молодого человека лет двадцати, с непокрытой головой и бандитской рожей. Говорил он на ломаном английском. Из его слов, а еще более — жестов, выходило, что он хочет, чтобы коммерсант отдал ему свою зажигалку — «в подарок».
— Нет, — коммерсант покачал головой, — не дам.
