Дмитр Ейкович захрустел луковицей. Да, защиту. А вот великие князья защиту своим подданным только обещали, да не дали. Давно уже Дмитр гнал от себя мысли, что, сдай он тогда Киев, стоял бы он до сих пор цел и невредим, а не пепелищем сирым расстилался… И люди были бы живы, да. Простым людям ведь не так важно, кто ими правит, лишь бы жить давал.
Где теперь Михаил Всеволодович, радетель о всей Руси? Сбежал к ую своему, и далее в угорскую землю. Или сгинул вообще бесследно. И княгиню свою кинул с сыном малым, не пожалел… Трус он, вот что. Самый заурядный трус, рядящийся в сияющие доспехи героя.
И Даниил Романович не лучше. Как добивался Киева, а пришёл час, затаился в норе трусливо. Да только не помогло ему это. Вон Бату-хан взял Галич одной левой, за три дня взял. И Данило Романыч не пал геройски, кстати, защищая град свой. Монголы говорят, сбежал он подземным ходом, бросив горящий город на произвол судьбы.
Бывший воевода аккуратно затёр корочкой миску, доел хлеб. Бывший воевода… А ведь он может стать не «бывшим». Великий Бату-хан не зря держит его тут в таком бережении. Верно, хочет службу предложить. А что? Дмитр Ейкович тут всякого народа навидался. И арабы, и китайцы, и персы, и вовсе непонятные люди… Чем русичи хуже?
Полог кибитки распахнулся, и на пороге возник всё тот же страж.
— Димитор, тебе ходи Бату-хан! Быстро нада!
Воевода крякнул, встал, оправляясь. Он уже знал, что скажет ему Бату-хан.
И тем более знал свой ответ.
— Как чувствуешь себя, Михаил Всеволодович?
— Спасибо, Мария Фёдоровна, твоими заботами!
Князь Михаил стоял на балконе, всей грудью вдыхая влажный, пьянящий воздух. Весна… Здесь, в угорской земле, весна ранняя. В Киеве, должно быть, ещё не стаяли зимние сугробы, и в полях чёрные пятна оттаявшей земли перемежаются с серыми пятнами напитавшегося водой снега. А в Ростове зима и вовсе едва отступила…
За время болезни князь сильно исхудал. Уход, правда, был отменный, принцесса Анна и сама королева Мария каждый день сидела у постели больного, однако долгая горячка никого не красит.
Рядом с ним на том же балконе стояли король и королева, навестившие своего гостя в очередной раз. Супруги очень тревожились за судьбу великого князя — не говоря уже о свадьбе дочери, смерть гостя могли истолковать весьма превратно.
— Весна… — произнёс Михаил по-русски, полузакрыв глаза, ловя лицом жаркие лучи солнца.
— Скоро зацветут сады, Михаил Всеволодович. — также по-русски, с явным акцентом заговорила королева. — Ох, как тогда красиво в Буде, Обуде и Пеште!
— Мария, ты простудишься, — подал голос король, заботливо поправляя мех на плече супруги.
— Да, прохладно что-то… — Мария и бровью не повела на намёк. Недаром выросла в Константинополе. — Я вас покину ненадолго, мужчины?
— Как пожелаешь, матушка, — улыбнулся Михаил.
Когда королева вышла, князь выжидательно взглянул на короля.
— Плохие новости, Михаил. Бату-хан взял Сандомир и сжёг дотла.
— Это уже не новость.
— Зато, должно быть, новостью для тебя будет то, что и Галич взят монголами. Взят за три дня, и все, кто там был, погибли.
— А князь Даниил?
— Даниил каким-то образом ушёл. Вероятно, через подземный ход.
Михаил стукнул кулаком по перилам балкона.
— Дождался Данило Романыч… Не спас Киева, теперь и Галича лишился!
— Но и это не последняя новость, Михаил Всеволодович. Король Конрад попытался остановить татар под Краковом, но не успел соединить войска. Татары разбили их поодиночке — сначала войско воеводы краковского Владислава Клеменса, а потом сандомирский полк, шедший им на помощь.
Король смотрел прямо.
— Краков обречён, князь. Думаю, он будет взят со дня на день.
Князь вдруг вцепился в перила так, что побелели костяшки пальцев.
— Погоди… А Холм? Второй раз в осаде?
— А Холм они оставили в покое. Возможно, не хотели задерживаться.
— Слава тебе Господи! — вырвалось невольно у Михаила.
Бела Арпад усмехнулся.
— Я хорошо понимаю тебя, Михаил Всеволодович. Но сейчас мне нужен твой совет.
— Какой именно?
Король немного помедлил, подбирая слова.
— Бату-хан прислал мне ультиматум, так это следует называть. Требует выдать ему голову половецкого хана Куна и всех его людей, коим я дал приют, как беженцам. В противном случае грозит разорить всю землю мою. Что скажешь, князь?
Теперь помедлил Михаил.
— Что скажу? Если даже ты выдашь своих союзников, нашествия не избежать. Уж ты поверь мне, Бела. Татары не те люди, которые чтят договоры. Бить поодиночке врагов своих есмь любимый приём…
— Ты развеял мои сомнения, Михаил. Я думаю точно так же. Я уже послал гонцов к герцогу Хорватии. Полагаю, он не откажет в помощи.
Князь Михаил смотрел вдаль, облокотясь о перила.
— Год назад я думал так же.
В бане было очень тепло и влажно, однако жары не ощущалось — опытная повитуха заранее проветрила баню так, чтобы не угорела роженица и не застудилась.
Княгиня Елена лежала на полке, выскобленном добела ради такого дела, сжимая в руках вожжи. Повитуха, пожилая жилистая баба, тоже была в одной сорочке, с головой, повязанной чистой холстиной. Её помощница, девчонка лет четырнадцати, сидела чуть поодаль, готовая в любой момент сорваться с места — подать чего-нибудь… Все остальные служанки толпились в предбаннике.
— Ты тужься, мать моя, тужься!
Елена облизала пересохшие губы. Ей вдруг ясно представилось, что вот сейчас, сию минуту, она умрёт. И всё… А как же Юрик? Сирота без отца и матери, в такое-то время… Нельзя, нельзя ей никак умирать!
— Оыыыы!!!
И сразу же раздался бодрый писк новорожденного, подхваченного ловкими руками повитухи.
— Ну я ж говорила тебе, мать моя — парень будет! Во какого князя родила, аж завидно!
Елена счастливо, блаженно улыбалась.
— Теперь, похоже, тебе родить что по нужде сходить будет, с каждым разом легче и легче, — повитуха уже перевязала и обрезала пуповину, и теперь обмывала новорожденного, не обращая внимания на негодующий писк. — Эй, эй, ты чего, матушка моя?
Елена внезапно разрыдалась, неудержимо и горько.
— Где ты, Михась, где?!
— Ты можешь сесть, славный темник Димитор. Садись вот сюда. Попробуй вот это мясо.
Толмач забормотал, переводя слова джихангира на язык, доступный диким урусам. Сыбудай ухмыльнулся. Да, если полководец из Бату пока так себе, то в подобных делах он настоящий мастер. Пригласить к столу пленного уруса, обласкать… Трудно отказать самому величайшему Бату-хану после такого обращения. Трудно променять сочное мясо с дастархана джихангира на палача, или по крайней мере на кандалы и вонючую бурду из кишок.
