Дмитр Ейкович, на всякий случай держа голову в полупоклоне, придвинулся ближе к дастархану, осторожно взял предложенный кусок. Мясо и впрямь было хорошо — китайский повар знал своё дело.
— Мне интересно знать, что ты думаешь вот по какому вопросу, Димитор, — продолжал Бату-хан, с аппетитом жуя. — Хан Белу оскорбил меня отказом, и я намерен его наказать. Но дорога в угорские земли трудна, в горах глубокие снега. Не лучше ли подождать, пока снег растает? Осталось не так долго, через месяц перевалы очистятся. Что скажешь?
Толмач снова забормотал, переводя. Дмитр выслушал внимательно, кивнул, давая понять, что осознал сказанное. Помолчал, обдумывая ответ.
— Вот что я скажу тебе, Повелитель. Ежели хочешь идти в угорскую землю, выступать нужно не стряпая. Должно быть, папа римский уже пишет воззвание, в коем призывает против тебя. Это называется крестовый поход, Повелитель.
Бату-хан выслушал перевод, склонив голову набок. Кивнул удовлетворённо.
— Поскольку Урусия отныне тоже находится под моей рукой, урусы должны принять участие в нашем общем деле. Я предлагаю тебе, Димитор, место темника в моём войске. Только тумен себе ты должен набрать сам, из урусов.
Переводчик снова забормотал, а Бату-хан с интересом наблюдал за лицом уруса. Сейчас всё решится.
— Я согласен, Повелитель, — коротко ответил Дмитр Ейкович, и Бату-хан на сей раз понял без перевода.
— Тогда доедай мясо, темник Димитор, и иди. У тебя много работы.
Когда бывший русский воевода ушёл, Бату-хан обратился к Сыбудаю.
— Ты опять прав. Как тебе удаётся всё время оказываться правым, э?
Сыбудай неторопливо пил чай.
— Я просто вижу людей, мой Бату. Кто на что способен. Если бы он ответил, что надо подождать до весны, я посоветовал бы тебе продать его, забив в колодки. Это означало бы, что он годится только сидеть в крепости. Но он ответил верно.
— … Я не знаю, Михаил Всеволодович. Мои воины заняли все перевалы, но на той стороне тебя ожидают монголы. Как ты пройдёшь в Холм?
Огонь жарко пылал в камине, озаряя комнату мятущимся беспокойным светом. За столом, уставленным яствами и напитками, снова сидели только двое, король Бела Четвёртый Арпад и великий князь Михаил.
Князь Михаил задумчиво разглядывал узор на бокале венецианского стекла.
— Не думаю, что они ожидают именно меня. И вряд ли они сторожат перевалы с той стороны. Не для того они явились, король, чтобы охранять перевалы.
Помолчали.
— Пришла голубиная почта, Михаил, — Бела Арпад мрачно глядел в огонь. — Монголы уже в Силезии и идут на Бреславль. Генрих Силезский приказал сжечь все дома в городе и укрыться в цитадели. У Бреславля очень мощная цитадель.
— Мощная крепость, это хорошо, — усмехнулся Михаил. — Это их задержит. На какое-то время.
Король Бела яростно сверкнул глазами.
— Ты не знаешь, Михаил — Генрих собрал под Легницей тридцать тысяч воинов! Не каких-то пеших крестьян с пиками, у него много рыцарей! И со дня на день ожидает подхода чехов во главе с самим королём Ваславом Железным. У Васлава ещё сорок тысяч воинов! У меня же вместе с хорватами и половцами будет сто тысяч! Я не пущу Бату-хана в мою землю!
Князь Михаил отставил бокал.
— От всей души желаю тебе и Генриху с Ваславом удачи. Но вот что я скажу тебе, славный Бела. Если бы все эти воины в своё время подошли на подмогу Киеву — все, которые есть и которых уже нет в живых — то ни один поганый не ушёл бы назад в степи.
Король помолчал, по-прежнему глядя на огонь.
— Какой смысл говорить о несбывшемся, князь? Скажа лучше, как ты видишь способ остановить монголов? Ведь должен же быть такой способ!
Михаил Всеволодович тоже помолчал, подбирая слова для ответа.
— Не следует обольщаться огромностью твоей армии, Бела. Поверь, я не лгу. Татары только выглядят несерьёзно, на своих низкорослых конях и в бараньих кацавейках. Да, один на один конный рыцарь легко одолеет татарина, но что делать, если всё их войско бьётся слаженно, как один человек? Вместе они страшная сила. Для того, чтобы победить их в чистом поле, нужно иметь не менее чем двойной перевес в коннице, а ещё лучше тройной. И напрасно ты полагаешь, что Бату-хан будет биться на перевале. Он просто сковал твои войска. А ты уверен, что в это самое время другая часть его полчищ не обходит тебя с другой стороны?
Король удивлённо воззрился на собеседника.
— Горы Трансильвании в это время ещё завалены снегом. Они дики и почти безлюдны, и редкие замки там стоят на таких кручах, что взять их можно, только научившись летать!
— И тем не менее, я бы на месте Бату-хана поступил именно так, — криво усмехнулся Михаил. — Они не будут брать неприступные замки, Бела. Их задача ворваться в твою землю с тылу.
За столом снова воцарилось молчание, и только поленья, пузырясь смолой, шипели в камине. Тревожный мятущийся свет озарял комнату, словно отблеск мирового пожара, надвигающегося на всю Европу. Геенна огненная, уже в который раз вспомнил князь Михаил. Это здесь геенна, а там, в русских землях, её уже сменил кромешный мрак…
— Когда ты собираешься выходить, князь? — нарушил наконец молчание Бела Арпад.
— Думаю, послезавтра, — Михаил вздохнул. — Завтра не успеть.
В коридоре раздались голоса, в дверь сильно и резко постучали.
— Кто? — громко произнёс Бела, выпрямляясь.
— Гонец прибыл, мой король! Беда! Полчища монголов идут на Секешфехервар!
Король и князь встретились глазами.
— Ты, похоже, оказался прав, Михаил.
Они стояли толпой, грязные, обрванные, измождённые. Конная стража гарцевала вокруг, презрительно поглядывая на бывших русских людей. Ибо пленый уже никто, говорящий скот. Страшное слово — раб…
— Ну, темник Димитор, твоё слово, — монгольский темник остро глянул на Дмитра Ейковича. Бывший воевода крякнул, толкнул пятками коня и выехал вперёд.
— Слушайте меня, русские люди! Все вы уже знаете, что Повелитель Вселенной Бату-хан пришёл сюда, чтобы исполнить волю Величайшего из Величайших хана Угедэя, а равно и завещание Чингис-хана — объединить всю землю от края до края в единое государство Чингисидов, преисполненное благоденствия. Но многие местые владыки, князья и ханы, не пожелали принять подданство Бату-хана, и тем ввергли свои народы в пучину горя и страданий. К счастью, не все правители оказались ослеплены гордыней непомерной. Те, кто добровольно признали власть Бату-хана, остались живы, целы и невредимы, а равно и уберегли от разорения грады свои. Деревич и Губин стоят как стояли, и ведомо мне, что також избегли бесславной гибели Ростов Великий, славный Углич и ряд других городов.
Дмитр Ейкович сделал паузу, оглядывая толпу.
