— О! Это в нашу честь? Я польщён! — улыбнулся Балдан.
— Вообще-то это звон к обедне, службе в честь Господа нашего Бога. — улыбнулась Мария в ответ. — Но твоё посольство попало очень удачно, так что…
— … И нам перепала малая толика. — закончил Балдан.
Они разом весело рассмеялись, и Балдан почувствовал, как крепнет в нём симпатия и уважение к княгине. Да, это воистину мудрая правительница. И Бату-хан, как всегда, поступил верно, направив в Ростов не прямолинейного и не слишком далёкого Тудана, а его, Балдана.
— … А это вот храм Успения, отрада наша, — показала рукой княгиня, и Худу ощутил восторг от открывшегося глазам зрелища.
— Нравится, Худу-хан? — внезапно обратилась к пареньку Мария.
— Красиво как… — прошептал Худу.
— Во Владимире был храм не хуже. А каким красивым городом был Киев… — внезапно сказала Мария.
— Они сами виноваты, княгиня, — теперь Балдан смотрел жёстко. — Так будет со всеми, кто противится воле Повелителя.
— Да, конечно, — взгляд Марии потух.
Воцарилось неловкое молчание. Между тем процессия уже въезжала в ворота княжеского терема.
— Ну, гости мои, прошу в дом!
На крыльце Худу встретил мальчик, моложе его года на два. Мальчик несмело улыбнулся, и неожиданно для себя Худу неловко улыбнулся в ответ.
— А ты книжки читать любишь? — спросил мальчик.
— А какие? — оживился Худу.
— Да у нас тут всякие-превсякие есть.
— Я не умею читать по-русски. — насупился Худу.
— А у нас есть книжный смотритель, отче Савватий. — успокоил молодого монгола князь Борис. — Он вслух будет читать. А хочешь, он тебя быстро русской грамоте научит?
— Да… — чуть растерялся от такого напора Худу.
— А ещё у нас есть грамотная кошка.
— Врёшь!
— Да ой, вру! Вот сегодня вечером сам увидишь!
Они стояли и смотрели. Русские люди, жители города Деревича.
Измождённые, бескровные лица, заострившиеся носы. Толпа чутьволновалась, но Мстиславу казалось — это ветер шатает людей, заморенных вконец жестоким гнётом.
Бой на улицах и в домах уже закончился. Крепкий предрассветный сон большинства степняков плавно перешёл в вечный, а те, кто всё-таки успел проснуться, так и не сумели организовать серьёзный отпор. Пленных нападавшие не брали, и только для одного врага было сделано исключение.
Рядом с князем двое ратников удерживали пленного, в котором вполне можно было признать ещё час назад всемогущего Дэлгэра. Сейчас начальник тайной службы выглядел не столь грозно. Во-первых, совершенно голый, и во-вторых, привязанный к палке подобно дикому зверю — палка просунута в рот, челюсти крепко примотаны. Кисть правой руки у монгола отсутствовала, рука была крепко перетянута выше локтя кожаным ремешком. Левая рука была сломана и бессильно висела.
— Люди! — князь старался говорить громко и внятно. — Вот и пришёл час расплаты поганым! Да токмо не всем, признаю. Сила врагов велика. И ждут вас новые испытания, так или иначе. Однако скажу сразу, чтобы не обольщались вы — не оставят в покое поганые тех, кто согнул выю под ярмо им. И вы сами убедились в том. И потому один выход есть — бить их, бить и бить, не давать покоя ни днём ни ночью, покуда не уйдут они с земли нашей!
Гул пронёсся по толпе.
— Решайте сами, люди — дожидаться ли вам смерти голодной, или мучительств новых, или уходить в леса, дабы дать бой гостям незваным!
Снова гул, громче и дольше прежнего.
— Дозволь молвить, княже! — выступил вперёд старик с косматой гривой нечёсаных сивых волос.
— Говори, старинушка.
— Куда мы пойдём, от своих-то домов? В лес, зимой? А бабы, а ребятишки? Погинут все поголовно.
— Так что же? — прищурился Мстислав. — Так тут и дальше прозябать намерены? Пособничать врагам земли русской?
Старик выпрямился.
— Я стар, князь, и бояться мне нечего. Вот ты побил малую толику татар. А остальные? А что будет с жителями града сего, ты подумал?
Губы старика дрожали.
— Я так скажу тебе, Мстислав Святославич — всякий владыка обязан защитить народ свой. А ежели не может он этого сделать, то не защитник он, а обыкновенный тать. Разбойники лесные тож грабежом живут…
— Довольно! — Мстислав глядел на деда побелевшими от ярости глазами. — Токмо уважая седины твои, не отвечаю тебе, как должно. Кто ещё так мыслит?!
Толпа притихла.
— Ежели стадо баранов вы, коим всё одно, кто их стричь будет и кто резать, тогда да. Тогда вам и татары сгодятся. А как же гордость, а как вера отцова?
— Дык верить оне нам не запрещают… — послышался голос из толпы. — Хоть три раза на дню молись…
Толпа вновь невнятно загудела — верно, мол…
— Ясно. Кто ещё сказать хочет? — Мстислав обвёл толпу глазами.
— Дозволь молвить, княже! — выступил вперёд рослый. Худой, как палка мужик с чёрной бородой клином.
— Кто ты есмь, человече?
— Купчина я здешний, Клим Онучин… бывший купец, теперь уже.
— Говори, Клим.
Купец обернулся так, чтобы видеть толпу.
— Люди, вот что я скажу вам. Наверное, многие уже горько пожалели, что поддались тогда страху и отворили ворота пред погаными. Так и так смерть выходит! Потому как хлеба нынче до весны не хватит, почитай, многим, а уж про сев без коней я молчу. И сидеть в граде постылом нечего более!
— У тебя ни жены, ни детишков, тебе-то легко! — раздался из толпы угрюмый голос.
— А я не за всех говорю, а за себя и за тех, кому ярмо татарское шею натёрло! — возвысил голос Клим Онучин. — И такие люди есмь тут!
Он повернулся к Мстиславу.
— Веди нас, князь! Коль пропадать, так хоть с пользой!
— Ну что же! — Мстислав улыбнулся. — Я уже думал, токмо овцы худые остались в граде сём. С хлебом, правда, и у нас трудно. Однако до травеня месяца дотянуть можно. А там вольных людей и лес прокормит. Берите с собой всё, что можно унести, и прежде всего сьестное. Кони татарские нам тоже ой как сгодятся. Всем прочим счастливо оставаться!
— А с этим что будет? — спросил Клим, кивнув на Дэлгэра.
— А что с ним будет? Ничего такого. Шкуру снимем да отпустим!
Они сидели на крепких низкорослых лошадках, как влитые. И в середине улыбался коренастый круглолицый монгол, щеря мелкие желтоватые зубы.
— Ну здравствуй, коназ Магаил.
— И тебе того же, Неврэ-нойон.
— Ты решил встретить нас в чистом поле, чтобы преградить путь к своему Чурнагиву, коназ?
