— Торжественный выезд княгини Ростовской имеем мы здесь, Воислав Добрынич, — в глазах Марии зажглись озорные огоньки. — Со свиньёй впереди, вместо вестового с рогом.
Боярин хмыкнул раз, другой и захохотал.
— Ну, госпожа моя, ты и шутишь!
Кавалькада свернула к берегу, и «вестовая» свинья вкупе с собаками наконец отделились от всадников и исчезли в хитросплетении улочек Сарай-Бату.
— А вода-то спала, гляди-ка! — князь Борис указал на заметно отодвинувшийся от берега урез воды. Верхняя граница была обозначена целым валом мусора.
— Так ведь май месяц идёт уже, княже, — отозвался владыка Кирилл.
Воины на ладьях, завидев приближение процессии, приветствовали своих княгиню и князя радостными криками.
— Заждались тебя, матушка, и тебя, князь наш! — старший из витязей помог Марии соскочить на землю.
— Вы, ребята, давайте-ка спихните ладьи-то в воду! — распорядился боярин Воислав. — Вода спала, небось сами могли сообразить!
— Так это… Не знали мы, что сегодня отплываем! — оправдывался витязь.
— Давай, давай, не задерживай!
Возникла суета. Русичи сгрудились вокруг первой ладьи, кто-то тащил ваги…
— Эй, навались!
Подчиняясь усилиям множества крепких рук, судно со скрипом сползло в воду и закачалось на волжской волне.
— Пожалуйте на борт, господа!
Мария повернулась к Худу, тоже спешившемуся и стоявшему теперь возле ростовцев.
— Ну, прощай, Худу-хан. Храни тебя Господь, хоть и не веруешь ты в нашего Христа…
— Кто сказал это, госпожа?
Мария удивлённо округлила глаза.
— О как!
Молодой монгол помолчал, явно подбирая слова.
— Хочу проситься я в Ростов на следующий год. Жить хочу у вас. Примешь ли, госпожа?
Мария ответила не сразу. Вдруг шагнула и поцеловала паренька в лоб.
— Приезжай, Худу. Мы будем ждать.
Худу смотрел, как она полнимается на борт ладьи по узеньким сходням, аккуратно и легко ступая, придерживая подол, и сердце его сжималось? Отчего? Никто не мог дать ответа на этот вопрос. Тем более сам Худу.
— Эй, взяли!
Последняя ладья нехотя нырнула в воду, люди спешно взбирались на борт, покидая чужой берег. Гребцы уже рассаживались по скамьям, высовывая вёсла наружу, крепили в уключинах.
— Прощай, Худу-хан! — по-русски крикнул Борис, махая рукой, и молодой монгол, уже севший на коня, помахал в ответ. Вёсла с плеском погрузились в воду, и ладья косо пошла против течения, удаляясь от берега.
— Уфф… — боярин Воислав шумно вздохнул. — Кажись, ушли…
— А ты думал, будет иначе? — скосила на него глаза княгиня.
Боярин помолчал.
— Знаешь, матушка моя… Больше всего боялся я в шатре у Бату. Как он смотрел на тебя… Мерзкое это чувство — бессилие… Возжелай он тебя, и не смог бы защитить я госпожу свою… Право слово, уж лучше против десятерых поганых в одиночку, да лишь бы меч в руках… Что было бы…
Мария смотрела в воду.
— Что было бы? То и было бы, Воислав Добрынич, как он пожелал бы. За ради детей моих, ради Ростова города…
Она помолчала.
— А нынче ночью утопилась бы я тихонько, Воислав. Потому как убийца он Василька моего. Заклятый враг до самой смерти.
— … Ты не сделал того, что должен был сделать, Бурундай.
Золотые чаши светильников исходили кровавым пламенем, но даже в таком свете было видно, насколько бледен прославленный полководец.
— Ты вправе наказать меня, Повелитель. Однако вряд ли кто-то ещё поймал бы проклятого коназа Андрэ в таких условиях. Я не мог вступить в земли коназа Данаила, не начав войны, твоего же повеления начинать войну я не имел.
— Ты мог послать гонцов и ко мне, и к Данаилу!
— Это было бы бесполезно, Повелитель. В погоне за волком счёт идёт на часы. Всего за сутки он ушёл бы и затаился.
Бату-хан был зол. Кто бы мог подумать, что прославленный и хитрый Бурундай не справится со столь, казалось бы, несложным заданием — взять волчонка… Волчонок, однако, оказался похитрее своего папаши.
После трюка с возвращением на ладьях Бурундай принял все меры, чтобы исключить уход Андрея от погони. Свой тумен он разделил на четыре отряда. Первый отряд переправился на левый берег чуть ниже порогов, и двинулся вверх по реке, на случай, если прижатый «коназ-ашин» рискнёт переправиться через Днепр. Второй отряд шёл по правому берегу — после истории с ладьями Бурундай не исключал и совсем уже диких поступков со стороны Андрея Мстиславича. Скажем, попытки спуститься через пороги на плотах или рыбачьих лодках, или ещё каких-нибудь захваченных посудинах, ниже порогов сесть на свои ладьи и снова уйти из-под носа. Поэтому для полной гарантии Бурундай договорился с венецианскими кораболами, и три большие галеры встали на Днепре, преграждая возможный заход в него ладей проклятого коназа. В качестве оплаты выступили те самые урусские купцы, которых Андрей ссадил на берег.
Третий отряд двинулся в сторону Волыни, отрезая путь волчонку в дремучие урусские леса. Ну а четвёртый отряд возглавил сам Бурундай, искренне желавший теперь лично снять с коназа шкуру.
Однако проклятый коназ и тут сумел вывернуться. Он проскользнул мимо Бурундая ночью и устремился в Галицию. Так застигнутая стаей ворон сова порой бросается к человеку — из двух зол выбирают меньшее. И расчёт его полностю оправдался. Погоню, якобы отряженную галичанами, Бурундай полагал чистой фикцией — ворон ворону глаз не выклюет. Наверняка погоня не спеша пьёт пиво, давая возможность волчонку уйти и затаиться где-то в отрогах Карпатских гор.
— Ладно, мой Бурундай, — уже спокойнее заговорил Бату-хан. — На будущее я даю тебе право заходить в любые земли, преследуя разбойников. А к коназу Данаилу мы пошлём гонца. Пусть выбирает, с кем он.
— … Нападай! Ап! Отбито. Оп! Резче!
— Ну держись, тато!
Деревянные учебные мечи сшибались с треском. Князь Даннил был доволен — несмотря на весь свой опыт, он уже едва отражал атаки сына. Добрый витязь растёт…
Лев Данилович, слизнув пот с верхней губы, возобновил натиск, и очередная атака увенчалась наконец успехом — Даниил охнул и схватился за локоть.
— Больно, тато? Ну извини…
— Налокотники сдуру не надел… — прошипел Даниил, морщась.
— Позволь отвлечь, княже, — к поединщикам подошёл старший витязь охраны. — Там татарский гонец прибыл, от самого Батыги, говорит.
— Гонец или посол?
— Нет, просто гонец.
— Давай его сюда!
Лев взял под мышку учебные мечи.