Бату перестал улыбаться. С резким стуком поставил на стол пиалу.
— Где он?!
— Здесь. Прикажешь доставить?
— Разумеется! И немедленно!
Как он ухитряется так переводить, подумал про толмача Даниил, сразу и по-русски лопочет, и по-татарски. Как будто и не через переводчика говорим, а напрямую друг друга понимаем… Однако все мысли мелькали где-то на краю сознания. Главное, удержать в желудке эту дрянь!!!
— … Вот он, Повелитель! — услышал князь Даниил сквозь приступы тошноты.
Андрея Мстиславича уже держали на цепях два могучих нукера. И хорошо, что держали, потому как сам на ногах пленник явно не устоял бы.
— Почему он так бледен? — спросил Бату-хан. — Он болен?
— Не знаю, величайший, — в очередной раз Даниилу удалось укротить бунтующий желудок. — Конечно, везли его в цепях, но вчера он ещё был вполне ничего…
Князь Андрей вздуг завалился навзничь и захрипел.
— Эй-ей, сюда! — замахал руками Бату. — Лекаря! Шаманов! Он не должен умереть сейчас!
Поднялась суета, возле «подарка» сгрудились какие-то люди. Низенький лекарь в чалме протолкался к пациенту, но было поздно. Дыхание Андрея, булькнув раз, прервалось.
— Он умер, Повелитель.
Глаза Бату-хана светились льдом.
— Так. Найти отравителя. Из-под земли найти! А тебе спасибо, коназ Данаил. Не ожидал. Ты можешь идти. Твой вопрос я решу в течении ближайших дней.
Когда Даниил ушёл, откланявшись честь по чести, Бату обернулся к Сыбудаю.
— Что скажешь, мой мудрый Сыбудай? Не правда ли, очень всё это странно?
Старый монгол отставил пиалу — всё это время он невозмутимо продолжал пить чай.
— Что скажу? Либо этот Данаил отчаянный смельчак, каких мало, либо он и правда не связан с этим разбойником. Вернее всего второе, иначе он преподнёс бы тебе голову, а не живого…
— Да ведь он, по сути, и представил труп!
— А вот смерть коназ-ашина объясняется легко и просто. Кто-то в твоём шатре очень боялся, что «подарок» скажет лишнего. Я начинаю думать, что не только урусы могли помогать разбойнику. Скажем, Гуюк-хану на руку, что значительная часть твоих земель не приносит тебе никакого дохода, зато вносит в умы твоих подданных сомнения в твоём могуществе.
Бату-хан стукнул кулаком по столу, свалив и разбив тончайшую фарфоровую вазу.
— Враги, кругом враги!
— Это так и не так, мой Бату. Будь кругом тебя одни враги, ты был бы уже мёртв. Но не расстраивайся. Раб-истопник, отравленный коназ-ашин, это всё звенья одной цепи, на том конце которой хан Гуюк с китайским змеем. Скоро мы выдернем эту цепь.
Бату помолчал, беря себя в руки.
— Ну хорошо, об этом позже. Как ты считаешь, следует дать ярлык коназу Данаилу?
Глаза Сыбудая остро блеснули.
— Извини, Бату, но вопрос глупый. Разумеется, дать! Или ты будешь отныне вручать ярлыки только тем, кто испытывает к тебе искреннюю любовь? Тогда, боюсь, все их придётся отдать старому Сыбудаю.
Бату-хан засмеялся, тоненько и визгливо.
— Разумеется, Данаил ненавидит тебя, — продолжал старик, — но все остальные ещё хуже.
— Решено, мой верный Сыбудай. Завтра мы вручим ярлык коназу Данаилу!
— Бл-бееее!
Кажется, полегче стало, подумал Даниил, в очередной раз опорожняя желудок. Ещё ведро воды, и будет полный порядок…
Князь стоял нараскоряку за забором, ограждающим дворец Бату-хана, и блевал. Вокруг сгрудилась свита, не допущенная в сам шатёр и терпеливо дожидавшаяся своего господина у ворот. Даниил всё же нашёл в себе силы отойти за угол, чтобы не опозориться у самых ворот.
— Отравили! Ведь отравили тебя поганые! — заламывал руки лекарь.
— Ой, молчи! Бл-беееее!
В последний раз промыв желудок, Даниил прислушался к своим ощущениям.
— Горька, ох, горька честь татарская… Давай уже свои уголья, что ли…
— Вот, вот они, княже! — Лекарь услужливо подсовывал блюдо с берёзовыми углями. — Отраву как есть вытянет!
Запивая угли водой, Даниил успел подумать — знает дело лекарь-то наш. Хошь, отравит, хошь, откачает… Удачно очень вышло с Андреем Мстиславичем. Тютелька в тютельку. Ай, мастер!
— Здравствуй сто лет, госпожа княгиня Ростовская!
— Тато! Как хорошо, что ты приехал!
Мария уже спустилась с крыльца, быстро идя навстречу отцу. Идёт, да не бежит, подумал мельком Михаил, важность таки блюдёт. И правильно, негоже княгине-вдове девчонкой бегать…
— Ну здравствуй, доня.
— Тато…
И так же точно, как совсем недавно Евфросинья, не удержалась дочь, повисла на шее у отца.
— Лёгкая ты совсем, Маришка, — гладил дочь князь Михаил. — Что ты, что Феодулия, кожа да кости. Или княгине Ростовской хлеба нету?
— Да есть маленько, — в глазах Марии запрыгали озорные огоньки. — Но тут, тато, вишь, какое дело… Растолстей я, так на баранах уж вовек не покататься…
Михаил хмыкнул раз, другой и засмеялся в голос.
— Баньку не прикажешь ли? Три дня до тебя добирались, пропылились все…
— Да как не прикажу? Сейчас будет… Однако не желаешь ли с дороги перекусить?
— Я перед баней не ем, а вот молодцам моим не мешало бы! О, а вот и сам! Здрав будь, великий князь Борис Василькович!
— Привет тебе, великий князь Михаил Всеволодович! — появившийся во дворе Борис отвесил деду поясной поклон. — По здорову ли? Честь великую оказал ты нам посещением своим!
Князь Михаил вытаращил глаза от изумления.
— Ты чего, Бориска?
Мать и внук расхохотались.
— Другой разговор! Не будешь дразниться! — Мария уже тянула отца за рукав в горницу.
— А где Глебка?
— Глебушка? Да где-то с ребятишками играется, сейчас прибежит…
Тепло стало на сердце у старого князя. Вот они, живы-здоровы, внуки… И дома сыновья… И Ростислав в угорской земле… Как бы ни сложилось впереди, а кто-нибудь да останется…
— О-ыыы!
Пламя в кострах поднималось в рост человека, выбрасывая в небо рои искр. Грозно рокотал шаманский бубен. Шаман пел на монгольском языке, но вряд ли его сейчас поняли бы сами монголы — слова-заклинания сливались в единый монотонный ритм, слитый с бубном.
— О-у-ыыыы!
Шаман пел и плясал, тряся пришитыми к одеянию костями и причими предметами. Шёл обряд «очищения» князя Даниила, дабы избавить его от скверны и обратить помыслы на благо величайшего Повелителя Бату-хана.
