— Я поесть тебе принесу, Филя. И попить тоже.
— Зачем? Всё вон стоит…
— А здешнего ничего не ешь!
Феодулия обернулась, медленно, изучающе подняла глаза на сестру.
— Значит, и ты думаешь то же…
— А что ещё думать, Филя? И тебя могут так-то…
Феодулия мёртво рассмеялась.
— Дитё ты ещё, Маришка. Всё ещё дитё. Ох, как это было бы здорово, сейчас бы помереть мне! Да токмо чувствую я, что не окончены испытания мои. И не станут они, злыдни эти… К чему? Дело сделано. Кому нужна соломенная невеста? Пусть идёт на все четыре стороны…
«В лето шесть тысяч семьсот сорок первое случилось в граде Суздале несчастье великое — скончался князь Суздальский Фёдор Ярославич, прямо в день свадьбы своей с княжной Феодулией, дочерью князя Черниговского Михаила Всеволодовича. И осталась княжна Феодулия невенчаной, и пошла в монастырь Суздальский, где и приняла постриг под именем Евфросиньи, став инокиней сей обители…»
Савватий снова обмакнул перо в чернильницу, поглядел в окошко, по случаю летней жары открытое настежь. По задворкам бегали стайкой ребятишки, лет шести-семи, гомонили звонкими детскими голосами.
Откуда-то появилась Ирина Львовна, неся в зубах мышь. Вспрыгнула на стол, коротко мявкнула, положив мышь прямо перед Савватием на чистый пергамент, на котором он вёл запись.
— Убери, убери немедленно! — возмутился летописец, чуть отпрянув — мышей он не любил.
Кошка фыркнула. Да, она и предполагала, что реакция будет именно такой. Разумеется, что взять с человека, существа, ничего не смыслящего ни в мышах, ни, по большому счёту, в жизни? Но Ирина Львовна была честной кошкой, и полагала, что раз отче Савватий систематически делится с ней своей пищей, то и ей следует предложить ему часть своей добычи, тем более, что в библиотеке, набитой пергаментами под крышу, недостатка в мышах не ощущалось. Да мышь-то какая упитанная, объеденье…
— Ну молодец, молодец… — сообразил наконец-то летописец, гладя кошку. — Ну спасибо тебе, спасибо. Не хочу я сегодня мышей чего-то, не обессудь. Съешь сама, ладно?
Кошка в ответ муркнула, будто говоря: «Моё дело предложить». Взяла добычу в зубы и спрыгнула со стола, дабы не травмировать слабую психику отца Савватия зрелищем поедания мыши.
Савватий вздохнул, снова обмакнул перо в чернильницу и продолжил:
«А град Суздаль отошёл ко великому князю Владимиру, и посади он в нём сына своего…»
— … Эх, как дрянно всё вышло!
Князь Михаил Всеволодович бросил на стол грамоту. Княгиня тихо плакала.
— Она ведь сказала мне, что сон видела, да не поверила я ей… Накричала ещё, пристыдила…
— И ты туда же: «сон, сон…» — раздражённо отозвался Михаил. — Заладила… Она каждую ночь сны-то видела, да не такие ещё. Ты ещё про геенну огненную вспомни…
— Какую геенну?
— Да ты уже и не помнишь, конечно… Бабий ум короток. Приснилось ей, будто вся земля русская проваливается в геенну огненную, и города, и веси… Тоже, скажешь, вещий сон?
— Вспомнила… — княгиня вытерла нос рукавом, по-простому. — Не веришь ты, княже. А ну как и вправду?
— Да, да, как же… Вовек тому не бывать, чтобы провалилась и сгинула вся земля русская. Ладно…
Князь встал из-за стола.
— Скорблю о судьбе Феодулии, конечно, да делать нечего. Права она, что в монастыре осталась. Ей теперь и тут одна бы дорога была — в монастырь… Так уж лучше в Суздале, право. Тамошние обители-то не чета нашим, и сестра рядом опять же. Да и неспокойно у нас нынче… Новгород-Северский вон опять степняки чуть было не пожгли… Ростислав!
— Чего, тато? — ответил ломким голосом отрок, сильно вытянувшийся за последний год.
— Останешься за князя в Чернигове. Боярина Фёдора слушай во всём, он худого не насоветует. Да и сам думать учись, пора уже!
— В Киев не берёшь меня с собой, тато? — немного обиженно отозвался Ростислав — Ведь обещал…
— Обещанного три года ждут, — отрезал князь Михаил. — Борьба за киевский стол началась нешуточная, тебе там делать нечего. Мне-то бы зубы не обломали, боюсь… Ладно, всё у меня!
Конь прядал ушами, нервно всхрапывал. Хан Кончак похлопал его по шее, успокаивая, вгляделся в опушку близкого леса. Хан не доверял лесу — самое место для засады. То ли дело степь — там всё честно… Нет, лес — это для урусов, хитрых, как лисы.
Послышался топот копыт, и маленький отряд, в десяток сабель, появился из лесу. Хан несколько расслабился — разведка возвращается, значит, всё нормально…
— Ну что там?
— Никого нет, хан! Путь открыт!
Хан взмахнул рукой, и спрятавшиеся в балке всадники повалили на открытое место, устремляясь к лесу.
Хан Кончак шёл на соединение с войском урусского князя Даниила. Да, князь неплохо заплатил ему, и обещал вчетверо больше, если дело выгорит. Дело, как понял хан, немалое — князь Даниил норовил занять престол в великом урусском городе Киеве, самом большом из урусских городов. Как говорят сами урусы — «Киев — мать городов русских…»
Хан ухмыльнулся. Да, хорошо же они обращаются со своей матерью, эти урусы. Сами насилуют вдоль и поперёк, а в последнее время и другим дают… Хорошо всё-таки, что нет единомыслия между урусскими князьями. Сплошная прибыль… Впрочем, и среди половецких ханов грызня идёт не меньшая. Что ж, такова жизнь…
Сзади послышался длинный свист. Хан резко обернулся — из той же балки, в которой только что пряталось его воинство, выезжали всадники — очевидно, шли по следу. Много всадников, очень много. Блестели на солнце отчётливо видимые отсюда урусские шлемы-шишаки, развевались знамёна. Да тут целое войско! А у него только две тысячи всадников…
— Уходим через лес! — отдал команду хан Кончак — Тагай, ты замыкающий!
Земля задрожала под копытами коней. Хан Кончак не любил леса, и не доверял ему, но сейчас обрадовался этому бору, как не обрадовался бы и родному брату. Лес сейчас был союзником — на открытом месте их легко окружили бы и изрубили в крошево — хоть на люля-кебаб пускай! В лес, скорее в лес… По лесной дороге во всю прыть, оторваться, главное, оторваться от тяжёлой урусской конницы…
Передние кони вдруг начали валится, спотыкаясь на ровном месте и на полном скаку, отчего мгновенно образовалась свалка. Совсем рядом с Кончаком просвистела стрела. А на опушке леса, к которому хан так стремился, уже выступили урусские воины, вооружённые огромными, в рост человека, луками. Такие луки бесполезны в конном строю, зато для урусской пехоты — самое то… На триста шагов бьют без промаха, а которые и на четыреста…
— Убью! — зарычал хан, имея в виду свою разведку. Но уже сверкали клинки нагоняющей сзади урусской конницы, и воздух огласился боевым кличем урусов.
— Гой-гой-гой!
