Однако после летних каникул мрачные краски заметно сгустились. До сих пор Гордон применял тактику наскоков и поспешных отступлений; теперь он решился попытать счастья с переворотом. Мы же были уязвимы вследствие непопулярности в народе. Все точно по Макиавелли: «Государь может не опасаться заговоров, если пользуется благоволением народа, и, напротив, должен бояться всех и каждого, если народ питает к нему вражду и ненависть»
[226]
.
31 августа Тони дал интервью газете «Таймс» — и немало удивился, когда уже в заголовке увидел намек на собственный отказ назвать дату ухода. Для Гордона это был сигнал мобилизовать войска, хотя Тони заверял его, что уйдет в будущем году и что конференция эта для него последняя. Салли и Алистер полагали, Тони может уйти в отставку прямо с конференции. Любая помощь ему была бы — как мертвому припарки. 4 сентября новый личный секретарь Тони, Кит Хилл, раздобыл письмо, циркулировавшее среди лейбористов — членов Парламента — с самой раздачи должностей 2001 года. Двое из подписавших письмо оказались бывшими блэритами, которым не дали должностей при последней перетасовке. Их имена — Шон Саймон и Крис Брайант. Третьим был Том Уотсон, младший министр из Минобороны. Все трое полагали, что их ожидание продвижения по службе сильно затянулось; теперь они получили предложения от будущего лидера. Как мудро отмечает Макиавелли, государь «теряет дружбу тех, кто способствовал завоеванию, ибо не может вознаградить их в той степени, в какой они ожидали, но не может и применить к ним крутые меры, будучи им обязан»
[227]
. Вот вам и уравнение — продвинутые по службе против обойденных, вернувшихся, чтобы преследовать нас. Были еще два аналогичных письма, связанных с распределением должностей в 1997 и 2005 годах. Я набрал номер Тома Уотсона, он перезвонил, и у нас состоялся весьма натянутый разговор. Я, в частности, спросил, не намерен ли Том уйти в отставку, раз он подписал письмо с требованием отставки премьер-министра. Том ответил отрицательно и уточнил — не намекаю ли я таким способом на желательность его ухода. Тогда я поинтересовался, как подобные письма сочетаются с должностью министра. Ответа у Тома не нашлось.
Тогдашний настрой Тони я бы назвал фаталистским: если, дескать, парламентские лейбористы его не хотят, он, Тони, уйдет. Зато его помощники явно намеревались бороться до конца. На следующий день Гордон пригрозил второй волной писем; мы в ответ сочинили встречное письмо от сторонников Тони от парламентской фракции лейбористской партии и отправили Дэвида Милибанда на телевидение, чтобы объявил об отставке Тони в июле будущего года. Мне позвонил Джош Болтен, теперь — глава администрации Буша, спросил, каким образом можно заменить Тони в должности без выборов. Я принялся объяснять механизмы нашей парламентской системы. 6 сентября Гордон явился к Тони; они проговорили целых два часа. Гордон выдвинул три условия: Тони должен официально назвать его своим преемником, до ухода Тони они будут рулить вместе и Тони вдобавок заткнет рты Алану Милбурну, Стиву Байерсу и всем остальным недовольным. Еще Гордон заверил, что сумеет заставить Тома Уотсона отказаться от своих требований, только Тони должен пойти Уотсону навстречу. Тони заявил о намерении уволить Уотсона. Сразу после разговора Гордон связался с Уотсоном и убедил его подать заявление об отставке, не дожидаясь увольнения. В то же время Гордон состряпал и отправил нам прямо-таки убийственное заявление об отставке — явно всю душу в него вложил. Заявление запустило программу политических самоубийств — младшие члены правительства стали один за другим увольняться. Гордон теперь входил в Номер 10 и выходил оттуда через боковую дверь, однако его все же успели сфотографировать — в окне автомобиля, со зловещей ухмылкой на лице. «Кнуты» вели переговоры с одним из парламентских секретарей, Ианом Райтом, относительно его намерения лечь в больницу. Райт говорил, что отставка не входит в его планы, но, имея квартиру в совместной собственности с Томом Уотсоном, он чувствует себя обязанным уйти. В лихорадке тех дней каждое событие приобретало двойной смысл. Например, Хилари Бенн, Алан Джонсон и Джек Стро прибыли на совещание в Номер 10. Все трое были сторонниками Тони, однако журналисты, наблюдавшие их прибытие на Даунинг-стрит, написали затем о «серых кардиналах», явившихся, чтобы потребовать отставки премьера. Вдобавок Гордон наконец перебрался на служебную квартиру — удачно момент подгадал, ничего не скажешь.
На следующий день Джон Прескотт включился в дебаты — потребовал согласовать дату ухода Тони с Национальным исполнительным комитетом и повременить с анонсированием этого события в «Сан». Тони пришлось вытерпеть целых десять минут криков и красноречивых жестов. Впрочем, он тогда уже был спокоен, как адепт дзен-буддизма. Гордон ему звонил, попал на меня; я отказался давать трубку Тони. Тони уже решил, чего хочет. Вместе с Аланом Джонсоном он отправился в Лондонскую академию, где, активно подтрунивая над собой, объявил дату отставки. Тони выдал информацию, которую собирался обнародовать на конференции только через несколько недель, — что конференция будет для него последней и что он уйдет в середине следующего года.
Условия сделки изменились буквально назавтра. Наши телефоны дымились от звонков членов лейбористской партии, недовольных обращением с Тони. Макиавелли справедливо отмечает: «Из всех способов предотвратить заговор самый верный — не быть ненавистным народу. Ведь заговорщик всегда рассчитывает на то, что убийством государя угодит народу; если же он знает, что возмутит народ, у него не хватит духу пойти на такое дело»
[228]
.
Перво-наперво Гордон добился от Дугласа Хендерсона заявления о том, что партия не удовлетворена обещанием Тони; однако, подумав как следует, сообщил прессе о своей победе и о согласии Тони на все условия. Мы не замедлили опровергнуть последнее заявление. Гордон позвонил Тони и потребовал на конференции назвать его, Гордона, своим преемником. Тони на это заметил, что поддержка с его стороны должна быть добровольной и базироваться на заслугах Гордона. Также Гордон хотел, чтобы Тони осудил Чарльза Кларка, позволившего себе критику в адрес Гордона. Тони отказался. Алистер и Салли настаивали на соперничестве с Гордоном второго кандидата в лидеры лейбористов, я же опасался, как бы такой шаг не ускорил ухода Тони. Мало-помалу всплывали новые подробности Гордонова участия в заговоре. Сначала открылось, что Том Уотсон посещал Гордона в его доме в Шотландии как раз перед драматическими событиями. Гордон и Уотсон признали факт встречи; правда, весьма алогично утверждали, что разговор у них шел о маленьких детях. Затем поступила информация, что Гордонов спикер Иан Остин участвовал в совещании в Бирмингеме, каковое совещание проходило в «Балти-хаусе» — ресторане пакистанской кухни. Именно там члены Парламента состряпали письмо с требованием отставки Тони. Сторонники Тони жаждали крови Гордона; мы охладили их пыл.
Паче чаяния, переворот не принес Гордону пользы. Гордон не добился выполнения ни одного из своих условий; через несколько недель Тони все равно обнародовал бы дату отставки. Что касается недовольных бывших блэритов, примкнувших к заговорщикам, о таких, как они, Макиавелли пишет следующее: «Люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого»
[229]
.
