В первые годы у власти мы согласились расследовать причины коровьего бешенства и ящура, дело серийного убийцы доктора Гарольда Шипмана
[192]
и ряд железнодорожных аварий. Ни одно из расследований не пролило ни капли света. В 1998 году мы взялись за дело о Кровавом воскресенье в Северной Ирландии
[193]
. Мо Моулем, ирландское правительство и Джерри Адамс с Мартином Макгиннесом утверждали, что таковое необходимо для убеждения националистов и республиканцев в том, что новое правительство Великобритании отличается объективностью и беспристрастностью. Мы уступили — в чем раскаялись почти сразу. Причем мое раскаяние углубилось, когда Мартин Макгиннес шепнул, что понятия не имеет, зачем британцы расстреливали ирландцев, и что надо не расследовать, а просто попросить прощения. В данном случае немало помогли окончательный детальный отчет и продуманный ответ Дэвида Кэмерона; правда, затраты исчислялись двумястами миллионами фунтов и двенадцатью годами.
Мы также взялись расследовать смерти уроженцев Северной Ирландии Розмари Нельсон, Роберта Хэммилла и Билли Райта, даром что ожидать пролития света от этих действий явно не стоило. Зато мы не дали втянуть себя в расследование убийства североирландского юриста Патрика Финукана. В октябре 2004 года у меня состоялась памятная встреча с почтенной вдовой и другими членами семьи. Они хотели расследования; я устроил им аудиенцию с Тони. Было понятно, что дело темное; впрочем, не приходилось и сомневаться, что службы госбезопасности не имеют к нему отношения. От расследования требовалось только подтвердить эти факты. Однако служба госбезопасности заявила, что расследование, проводимое по существующим правилам, подвергнет опасности жизни бывших и действующих агентов; вот мы и отказались что-либо предпринимать. Зато мы (впервые с 1920 года) изменили законодательство в части, касающейся расследований; новое законодательство предполагало более гибкий подход. К сожалению, семья Финукана не была готова к расследованию на этих принципах; в итоге оно так и не состоялось.
Премьер-министры порой очертя голову бросаются расследовать, а потом долго пожинают горькие плоды. Ибо расследование редко выявляет новые обстоятельства дела и практически никогда не удовлетворяет ни одну из сторон. Можно, конечно, выиграть время, но готовый отчет вновь явит миру все чудовищные подробности, считавшиеся благополучно похороненными; вдобавок непременно останутся белые пятна, и найдутся желающие раскрасить их по своему вкусу. Таким образом, мудрый премьер семь раз отмерит, прежде чем затевать расследование, ибо способность последнего дать простое решение скользкой политической проблемы — сугубо кажущаяся.
В британской политике всегда прослеживалась тенденция подражать политике американской (с отставанием на пару лет); похоже, мы и сейчас подражаем, иначе как объяснить столь масштабное вовлечение полиции и прокуроров? Мой личный первый опыт связан с расследованием, которое проводила полиция Северного Уэльса. В январе 2006 года я немало удивился, получив от сего официального органа письмо, сообщавшее, что имеется ряд жалоб на книгу бывшего пресс-атташе Номера 10 Ланса Прайса, в каковой книге приведены пренебрежительные высказывания Тони в адрес валлийского народа. Розыгрыш, подумал я сначала; увы — все было серьезно. В секретариате Кабинета предложили нанять для консультаций королевского адвоката. На встречу со мной приехал из Северного Уэльса уполномоченный сотрудник полиции. По его словам, глава службы уголовного преследования уже дал понять, что преследования как такового не будет, однако начальник территориального управления полиции все же хочет вплотную заняться этим делом. «Такой уж он человек — мой босс», — объяснил визитер. Я указал моему гостю на тот факт, что он является англичанином, в то время как я — валлиец, по крайней мере по происхождению; следовательно, если кому и чувствовать себя оскорбленным, так это мне. На том дело и кончилось.
Большую часть 2006 года я потратил на расследования. Сначала полиция Уэльса, активно привлекая вашего покорного слугу, занималась делом Тэссы Джоуэлл. Не успели разобраться с Тэссой, как пошел процесс о займах за пэрство. Для меня он начался со звонка Дэнниса Стивенсона, главы Комиссии Палаты лордов по назначениям. Сей орган номинирует на пэрство независимых членов Палаты лордов и проверяет «на пригодность» партийных «представительных пэров», тех, чьи кандидатуры выдвинуты лидерами обеих партий на голосование в Палате лордов. Итак, Стивенсон сообщил, что Комиссия намерена отклонить кандидатуры трех номинантов от лейбористов и одного — от консерваторов. Я тогда счел дело очередной досадной мелочью, с которой придется повозиться; я понятия не имел, что «возня» подразумевает сношения с полицией и растянется на целый год.
Пожалуй, «займы за пэрство» не вышли бы из категории привычной политической грызни, если бы почетный казначей от лейбористов Джек Дроуми не потребовал расследования. Тут вызывают интерес сопутствующие обстоятельства. Дело о займах за пэрство развернулось в период максимальной политической уязвимости Тони (он со скрипом продвигал реформу образования). 15 марта к Тони явился Гордон и потребовал публикации своего пенсионного законопроекта, каковая публикация должна была раздавить реформы Адаира Тернера. Вдобавок надвигалось принятие бюджета. После Тони признавался, что это была самая кошмарная его ссора с Гордоном. В случае отказа опубликовать пенсионный законопроект Гордон грозил привлечь Национальный исполнительный комитет к расследованию дела о займах за пэрство. Тони отвечал, что на шантаж не поведется, и обозвал Гордона «политическим мафиози».
Гордон пулей вылетел из кабинета, а спустя несколько часов Джек Дроуми, муж Гарриет Харман, сделал публичное заявление: дескать, от него «утаивали» информацию, касающуюся займов; дескать, надо провести расследование. Накануне Гарриет оставила министерскую должность, сохранив право следить за соблюдением правил финансирования партии. Гарриет намеревалась бороться за пост заместителя партийного лидера и надеялась на Гордонову поддержку. Неудивительно, что в свете такого заявления казначея лейбористов полиция решила начать расследование.
Уже назавтра Джон Прескотт сообщил Тони, что Джек Дроуми признался: сделать заявление об «утаивании» ему велел Номер 11. Джон добавил, что Гордон и его склонял к призывам о расследовании, но он, Джон, благородно отказался. Тони Вудли, лидер профсоюза работников транспорта и общего профиля и босс Джека Дроуми, позвонил Тони, извинился и заметил, что еще ни разу в жизни не был так зол и обескуражен. На следующий день Тони с честью выдержал пресс-конференцию; взял на себя ответственность за все дело о займах, заявив, что с самого начала владел информацией. В этом мы отнюдь не были уверены, однако Тони рассудил так: лучше сознаться в том, чего не совершал, нежели умолчать о том, что может оказаться правдой. Помню, он все спрашивал с горечью: «Как думаете, Джонатан, мы выпутаемся?»
