Пропуская обоз ломовых лошадей, Тимошин и Смирнов остановились возле перекинутого через овражек деревянного моста. Солнце огненным шаром пылало на краю голубого неба. Теплый ветерок тянулся с полей. Город отсюда казался беспорядочным нагромождением зданий. Большие корпуса заводов возвышались как будто рядом, на самом деле они находились в разных концах города.
Обоз проехал. Тимошин и Смирнов перешли мост.
В том, как эти два человека молча шагали по шоссе, не было ничего особенного. Двое рабочих в спецовках, один пожилой, другой помоложе, идут из города на пристань, может быть, со смены домой, может быть, из дому на работу, обычной походкой рабочих людей, так, чтобы и к делу поспеть и перед делом не переутомиться.
Однако Тимошин и Смирнов шли не на работу и не с работы. Тимошин следовал за своим угрюмым спутником, ни о чем не спрашивая, не зная, зачем тот его ведет, но понимая, что зря Смирнов не потащит его на пристань.
Тимошин хорошо изучил его характер. То, что Смирнов знал, он знал крепко, то, что ему надо делать – делал хорошо. Но он слепо верил написанному в книге, и не мог примириться с мыслью, что простой рабочий вроде Тимошина может выдумать нечто такое, чего не выдумали ученые люди, или опровергнуть что-либо, ими написанное.
Но, встречая каждый новый опыт ворчанием, он много раз сам его повторял. И если опыт удавался, то утверждал, что в какой-либо книге об этом уже написано, но книги этой они просто не знают.
Они подходили к реке. Отчетливо был виден ее противоположный берег с дальней, чернеющей на горизонте полоской леса.
– Разве это женское дело – в линейные диспетчеры, – сказал вдруг Смирнов про свою дочь, – мотаться по трассе да скандалить с шоферами.
– Теперь всякое дело – женское, – дипломатично ответил Тимошин.
– Все шиворот-навыворот, – заключил Смирнов.
Голубой пароход боком отчаливал от дебаркадера, тоже выкрашенного в голубую краску, и казалось, что это отодвигаются друг от друга два парохода.
На берегу царило оживление. Сигналили шоферы, покрикивали возчики, сновали грузчики, водники в форменных фуражках. Берег был забит грузами в ящиках, мешках, рогожных кулях, бочках, тюках, железных барабанах, бутылях.
Миновав первый причал, Тимошин и Смирнов попали на второй. В конце его была свалка железного лома.
Смирнов подошел к месту, где лом лежал собранный в ящики с ободранной проволокой, вытащил из одного ящика короткую стальную втулку и протянул Тимошину.
– Сколько износу?
Тимошин взял в руки деталь.
– Соток семь, пожалуй, будет.
– Вот видишь! И подварить ее нетрудно, а мы восемнадцать суток варим, мучаемся.
Тимошин окинул взглядом свалку: все это были старые запасные части к автомобилям.
– Когда новые детали выдают, взамен требуют старые и на завод их отправляют. Колхозу охота новую деталь получить, он и отдает взамен еще годную, почти что новую, а завод – ее в печь.
– Новых тут, наверно, мало.
– А ты полазай, увидишь. Такие есть, что заусенцы снял – и в работу.
Тимошин перебрал детали. Новых не было, но детали с небольшими, легко восстановимыми износами и повреждениями попадались часто.
На автобазе они восстанавливали детали от случая к случаю: износилась деталь – ее пускали в ремонт. Это удорожало стоимость. И если бы удалось получать старые детали партиями, то можно было бы организовать серийное восстановление.
– Вот какие дела, товарищ дорогой, – сказал Смирнов. – Доложи директору.
– Тут не наш директор главный. Есть такой Кудрявцев. Это его хозяйство.
– Ну, уж Михайла добьется, где надо, – убежденно ответил Смирнов.
Глава восьмая
«Колдун» двигался к товарной станции. Мотор тянул хорошо, пощелкивали только клапаны, сцепление надо бы подрегулировать, чуть переставить зажигание, в общем – мелочи.
Королев вытащил из кармана папиросы. Максимов, не поворачивая головы, бросил:
– В кабине не курить!
Этим он еще раз ставил Королева на место, показывал непререкаемость собственной власти на машине. Королев сделал жалобное лицо:
– В кабине не курить, на складе не курить. Где же курить?
Вопрос остался без ответа. Они въехали на товарный двор.
– К третьему пакгаузу, – сказал Королев.
Максимов развернулся и подал машину к платформе. Один из грузчиков спрыгнул с кузова и на ходу открыл задний борт. Королев, стоя на подножке, командовал:
– Еще, еще… стоп! – соскочил и тут же исчез в пакгаузе.
Максимов поставил машину на скорость, затянул тормоз и вылез из кабины.
Обойдя машину и проверив баллоны, он вспрыгнул на платформу и вошел в склад.
В полумраке Максимов не сразу разглядел своих грузчиков. Он увидел их в противоположном углу пакгауза, заваленном мешками с сахаром.
До весов, стоявших у ворот, было метров сорок. Дорогу к ним преграждал ящик с дизель-мотором.
Грузчики подошли к дизель-мотору, в руках у них появились ломы. Неужели будут перетаскивать?
Грузчики ломиками поддели ящик. Королев подложил каток.
– Наддай! – Дизель медленно двинулся вперед.
Максимов оценил правильность этого решения. На передвижку дизеля уйдет минут семь, зато путь к весам сократится вдвое. Его только удивило, что «посторонняя» работа была сделана грузчиками без обычного в таких случаях скандала.
Передвинув ящик, грузчики начали таскать мешки.
Первые весы они навалили втроем. Затем мешки стали подносить два грузчика, а Королев перетаскивал уже взвешенные на машину. Как только весы освободились, Королев уложил на них уже подтащенные мешки: оба грузчика подносили в это время остальные. Вторые весы разгрузили втроем, и, пока его помощники укладывали мешки в машине, Королев навалил весы в третий, последний раз. Вся операция заняла не более десяти минут.
Максимов разглядел помощников Королева. Один из них был рыхлый человек лет под сорок. Другой – лет пятидесяти, худой, с обрюзгшим лицом и красным носом. «Пьяница», – подумал Максимов. Но работали все трое на удивление быстро.
– Борта! – Королев подскочил к кабине, вынул заводную ручку и стал у радиатора, выжидательно посматривая на Максимова, который и на этот раз показал свою власть – осмотрел рессоры: не слишком ли они осели? Погрузка погрузкой, а за машину отвечает не Королев, а он.
На складе Горторга они задержались тоже минут десять.
Здесь хорошо знали Королева. При его появлении кладовщики и весовщики забегали быстрее, принимая сахар и отпуская открытые деревянные ящики с пустыми бутылками.
