Этими наездами Канунников «осуществлял конкретное руководство». Уезжал с сознанием выполненного долга, убежденный, что здорово «подкрутил» людей, вздыхал и жаловался: «Мотаешься по предприятиям, как сукин сын!»
Не желая терять попусту время, Поляков высокую честь сопровождать начальство обычно возлагал на старшего механика Потапова и на начальника мастерских Горбенко.
Горбенко, молодой человек с хмурым цыганским лицом, отличался обидчивостью и юношеской самонадеянностью. Отчаянный крикун и спорщик, он считал главным «не давать наступать себе на мозоли» и умел «брать горлом» там, где не мог взять делом.
Когда он выслушивал указания технорука, по его губам скользила ироническая усмешка, означавшая: «Все, что вы говорите, – теория, на практике это выглядит по-другому». Затем он произносил короткое: «Есть!» – и уходил с твердым намерением все делать по-своему.
Для мастерских он мог добиться чего угодно, но получить что-либо у него самого было невозможно. «Нет у меня», «Самим нужно», «Здесь для вас нянек нету», «Нашли богадельню», «Бог подаст» – так встречал он просителей.
Вместе с тем он был хорошим организатором, энергичным, требовательным. Спрашивал работу, но и сам работал, бранился, но своих в обиду не давал.
Забавнее всего была в нем безоговорочность суждений. Даже многоопытный Потапов, вслушиваясь в какой-нибудь непонятный стук в моторе, высказывал только предположения. Горбенко же моментально объявлял свой твердый и непререкаемый приговор.
– Должно быть, подшипничек, – говорил в таких случаях Потапов, вопросительно поглядывая на шофера, будь то даже стажер.
– Стук шатунного подшипника второго цилиндра, – изрекал Горбенко, нимало не смущаясь присутствием не только технорука, «теоретика», но и самого директора – единственного человека, знания которого он ставил выше своих.
Если Горбенко обладал избытком административных качеств, то у Потапова их недоста-вало: он делал собственными руками то, что должны были делать его подчиненные. Получая от Горбенко отремонтированные машины, Потапов не обращал внимания на мелкие дефекты, предпочитая не скандалить, а устранять их своими силами. И все же ходовой парк Потапова работал не хуже мастерских. Сказывался опыт: Потапов сорок лет занимался автомобильным делом и был лучшим в городе специалистом-практиком.
По-разному реагировали Потапов и Горбенко на замечания Канунникова. Потапов выслушивал их внимательно и только говорил: «Исправим, Илья Порфирьевич». Горбенко же вступал в спор, ругал трестовских работников и всячески давал понять Канунникову, что его замечания не стоят выеденного яйца.
Обход начался, как обычно, с первого двора.
Остановившись перед навесом, где стояли предназначенные к ремонту машины, Канунников спросил:
– Когда же вы наконец уберете отсюда эти гробы?
– Некуда их убирать, – ответил Горбенко.
– Оттащить их на второй двор, пусть глаза не мозолят.
– Нельзя, Илья Порфирьевич, – деликатно возразил Потапов, – второй двор у нас припасен для строительства новых мастерских.
– Еще не строим, – проворчал Канунников. – Мастерские… Чем о новых думать, старые получше используйте.
– В старых работать дальше нельзя! – грубым голосом объявил Горбенко. – Вот полюбуйтесь. – Он обвел рукой помещение кузницы, куда они вошли. – Тут и кузница, и электросварка, и газовая сварка, и медницкая, и подшипники заливаем. Разве можно в такой грязи подшипники заливать? В один прекрасный день все взлетит на воздух.
Канунников посмотрел на него с опаской:
– Почему на воздух?
– А потому. Здесь баллоны с ацетиленом стоят, бензобаки, а кругом – открытый огонь.
– Что же вы смотрите, товарищи? – сердито произнес Канунников, выходя из кузницы. – Будет пожар, отвечай потом.
Горбенко попал на своего конька и доказывал, что работать в такой тесноте и скученности невозможно. К чертовой матери такую работу!
– Ничего не поделаешь, товарищи, – Канунников вздохнул, – не от меня это зависит. Такие дела Москва утверждает, а сейчас, сами понимаете, есть стройки поважнее нашей.
– Добиваться нужно, – хмуро проговорил Горбенко.
– Поменьше рассуждайте, товарищ Горбенко! – вспылил Канунников. – Поменьше рассуждайте и побольше занимайтесь делом.
– Люди распущенны! – негодовал Канунников, входя в кабинет Полякова. – Этот Горбенко просто хулиган!
– Грубоват, – согласился Поляков, – правда, не от хорошей жизни.
Канунников опустился в кресло, вытер платком потный лоб.
– Мастерские ему из кармана выложу, что ли?
– Кстати, – безразличным голосом произнес Поляков, – вчера звонил Любимов из Москвы, нам министерство разрешило в этом году строительство новых мастерских.
Рука, в которой Канунников держал платок, повисла в воздухе. В упор глядя на Полякова, он медленно проговорил:
– Добился своего?
– Как видите.
– Так, так. Все под себя подмять хочешь, в большие начальники лезешь? Полезай, полезай.
– Вы считаете, что мастерские нам не нужны?
– Да, считаю, не нужны. Министерство должно построить в области завод, а не мы.
– Но ведь завода нет!
– Вот, вот! Мы мастерские построим, а потом их у нас отберут и завод организуют. Ловко придумано!
– Отберут, значит, в области будет завод; тоже неплохо для государства.
– Ты о государстве не беспокойся, о нем есть кому позаботиться. Для тебя государство здесь – только до ворот.
Канунников помолчал, потом спросил:
– Сколько у тебя по плану накоплений?
– Полтора миллиона.
– Так. – Канунников задумался. – Значит, из этих денег тебе полагается на капитало-вложения пятьсот тысяч.
– Почему пятьсот? Полагается половина – семьсот пятьдесят тысяч.
– Да, в целом по тресту – половина, а дальше – дело наше, внутреннее. Тебе на капитальные затраты запланировано пятьсот тысяч.
– Я думаю, вы оставите базе хотя бы ее накопления.
– Напрасно думаешь.
– Жаль! Мастерские реальное дело. Значит, нам на наши накопления не рассчитывать?
– Только на пятьсот тысяч.
– Это ваше окончательное решение?
– Почему мое? План такой. Ты ведь, когда в министерстве мастерские клянчил, у меня не спрашивал? Вот и выходи из положения. Подумай, где еще двести тысяч нацарапать. А как надумаешь, мне доложи.
Глава одиннадцатая
Поляков и Любимов были однокашниками: в 1936 году оба окончили Московский автодорожный институт.
