…И уже когда плыли к «Алмазу», Василий, налегая на весла, спросил:
— Ну, как там дочка? Уже агукает?
— Мы с женой тебя часто вспоминаем, — вместо ответа сказал Слащёв. — Если б не ты…
— При чем тут я? То Авдотья.
— Авдотья тоже. Но все же — ты! Я даже не понимаю, почему я тогда к тебе зашел.
— Может, Господь направил? — по-своему объяснил Василий.
— Вот прибьемся к какому-нибудь берегу, крестить надо будет. Тебя в крестные отцы позову.
— Не надо, — качнул головой Василий. — В крестные богатых берут. А с меня что пользы?
— Так не я, так Маруська решила.
— Жинка ваша, что ли?
— Нет. Мы дочку так назвали — Марусей.
— Ну, что ж. Если Маруся — зовите. Приду.
Когда подплывали к «Алмазу», Василий спросил:
— Вас подождать, ваше превосходительство? Или опосля за вами приехать?
— Лучше бы подождал. Долго не задержусь, — сказал Слащёв. — И еще просьба. Ты «превосходительством» меня не называй. Не надо. Ни России за моей спиной, ни армии. Какое я «превосходительство»?
Кутепов встретил Слащёва довольно сухо: то ли не хотел возвращаться к старым армейским дрязгам, то ли причиной была болезнь. Его шея была обмотана теплым шарфом, он зябко кутался в стеганый бухарский халат.
— Болеете, что ли, Александр Павлович? — спросил Слащёв, намереваясь тут же откланяться.
— Да шут его… С утра все было нормально, а тут вдруг… Может, старый недуг меня вспомнил: малярия? — И, оглядев стоящего в дверном проеме каюты Слащёва, он пригласил: — Да ты входи, раз уж приехал! Вид, гляжу, у тебя цветущий. Морской воздух, что ли, пошел тебе на пользу?
И, уже усадив Слащёва в единственное кресло, он вдруг вспомнил:
— Да, чуть было не забыл за этими каждодневными хлопотами! Поздравляю тебя с дочкой. У меня трое, и все три — девки. Поначалу огорчался, хотел сына. А теперь понял: нам, солдатам, чтоб не грубеть, надо хоть иногда прикасаться к чему-то чистому, красивому. Мальчишка, он чуть станет на ноги, уже носится по двору с деревянным ружьем. А девочки — это бантики, ленточки, цветочки. Смотришь и оттаиваешь душой.
— Спасибо. Как-нибудь на досуге обсудим эту тему. А сейчас — о другом.
— Я гляжу, ты приехал бодаться, — слегка усмехнулся Кутепов. — А есть ли смысл? Понимаешь, все прошлое растворилось во времени. Мы — в другой жизни, начинаем ее с чистого листа.
— С чистого ли, Александр Павлович? — Слащёв начинал понимать, что разговаривает уже с иным Кутеповым. Он тоже, как и многие офицеры и солдаты, уже примирился со всем, что произошло, и ему не хотелось заново ворошить прошлое. — Все, что было, мы тоже прихватили с собой. Хорошо бы теперь разобраться со всем этим хозяйством.
— Ну, хорошо! — согласился Кутепов. — Ну, да! Были ошибки! И немало! Но я не понимаю, Яков, чего ты хочешь добиться? Какой смысл разбираться в прошлом? Мы уже ничего не можем в нем исправить.
— Согласен. Но мы его не повторим.
Слащёв понял, что избрал неверный тон разговора. Кутепов — человек самолюбивый. На удивление, он пока еще сдерживается, но похоже, вот-вот взорвется. Тем более что цель беседы Слащёва с Кутеповым была иная: он хотел выяснить, как посмотрит Кутепов на то, чтобы принять на себя командование русской армией. Верит ли он в то, что Врангель сможет в этих условиях довести начатое до конца?
— Собственно, меня, Александр Павлович, очень беспокоит мягкотелость, слабость Врангеля, — продолжил Слащёв. — Мы потерпели поражение только потому, что не дрались до конца.
— Видишь ли. Яша. Если бы дрались до конца, мы с тобой уже не были бы здесь, в Турции, у нас не было бы армии. Даже кладбища бы не было. Я уже не говорю о надежде все еще ступить на родную землю.
— Ты считаешь, что сейчас она у нас есть?
— Чисто теоретически, но она все же есть.
— Хорошо. Теперь давай рассуждать практически. Чтобы обновить армию, сделать ее сильнее, чем она была, то есть сделать ее способной вернуть нам Россию, нужен расчетливый, решительный, не подверженный страху и панике полководец. Ты считаешь, что этими качествами обладает Врангель?
— Ну, не обязательно обладать всеми этими качествами. Зачем тогда штаб, советники? Если понадобится, предостерегут, подскажут.
— Но ведь не случилось. Не предостерегли и не подсказали. Поэтому мы здесь, в заливе Мод. Боюсь, это наша последняя остановка перед небытием.
— Ты стал пессимистом, Яша, хотя должен бы быть наоборот: молодой отец, тебе предстоит еще поставить дочь на ноги, обеспечить ей безбедное будущее.
— Об этом и думаю, — сказал Слащёв и, немного помедлив, решительно добавил: — Хорошо! Поговорим откровенно, Алексадр Павлович. Не один год знакомы, хорошо друг друга знаем и, кажется, доверяем. Я не один такой, кто больше не верит Врангелю. И ты это хорошо знаешь. Как полководец он полностью исчерпал себя. Потерпев такое поражение, он уже до конца жизни будет болеть болезнью, именуемой страхом. Его нужно менять. Лучше сегодня, завтра будет поздно. Завтра он отдаст в руки французам всю нашу армию: они смогут легко его убедить, что большевики сильны, и пускать им под нож что-то около двухсот пятидесяти тысяч солдат неразумно.
— В таких рассуждениях есть резон.
— Никакого. Пока большевики еще очень слабы. Они полностью выдохлись. Им нужно время, чтобы создать новую боеспособную армию. И наша задача: не дать им передышки. Мы должны выступить, как только в Крыму пригреет весеннее солнышко и пока они все еще не до конца пришли в себя.
— Ну, хорошо! Я, как и ты, знаем, что победу несут на руках, а поражение везут на катафалке. Да, у Врангеля прибавилось недругов, — согласился Кутепов. — Но назови мне сейчас хоть кого-нибудь из наших генералов, который бы в условиях чужбины, почти плена, согласился бы возглавить армию.
— Согласился ли бы — не знаю. Но что смог бы — уверен.
— И кто же?
— Ты, Александр Павлович. Не я один так думаю. Со мной согласно большинство наших солдат и офицеров.
— Извини, Яша! Об этом я никогда прежде не думал, — несколько смущенно, но решительно сказал Кутепов. — Готов в любое время подставить Врангелю плечо. И подставлял. И сейчас подставил. Но возглавить армию?.. Посеять в ее рядах смуту, расколоть армию — это не трудно. Но не нужно. Вновь не соберем. И потом, помимо всего прочего: никто из нас не знает, согласятся ли на это французы и англичане? Да-да, в наших условиях это не последний вопрос. Они доверились Врангелю и пока его поддерживают. Только его. Поэтому оставь все эти свои мысли для мемуаров. Полагаю, у тебя будет что вспомнить.
— Собственно, я хотел встретиться с тобой только для того, чтобы узнать твое отношение ко всему, мною высказанному, — сказал Слащёв.
