— Я так понимаю, что это у вас такая шутка? — с некоторой издевкой в голосе спросил Кутепов. — Я люблю французский юмор. Но эта шутка, поверьте, не пользовалась бы никаким успехом даже в дешевом французском балагане. Если же это не шутка, то вы обратились не по адресу. Я выполняю приказы только своего командующего. Но от него ничего подобного ко мне не поступало. Смею думать, что и к нему с подобными требованиями никто не обращался.
— Что, так и переводить? — с легким испугом спросил Комаров.
— Слово в слово.
Томассен выслушал перевод, лицо его слегка побагровело. Его взбесили не столько слова Кутепова, сколько его издевательская улыбка.
— Но позвольте, — повысил голос Томассен.
— Не позволю, — спокойно сказал Кутепов. — Я вас внимательно выслушал, подполковник, и нисколько на вас не обижаюсь. Вы тут ни при чем.
— Нет, но я обязан…
— Все, что вы были обязаны, вы сказали, — вновь прервал Томассена Кутепов. — Теперь буду говорить я. Запомните сами и передайте тем, кто сочинил эти ваши требования. Русская армия и после эвакуации сюда, в Турцию, остается русской армией, — спокойно и холодно произнес он. — Генерал Врангель, как был, так и остается нашим Главнокомандующим. В Галлиполи расположены не беженцы, а войска, составляющие армейский корпус. Командиром этого корпуса назначен я, генерал-лейтенант Кутепов, и находящиеся здесь русские военнослужащие будут, как и прежде, исполнять только мои приказы. Что касается вас: я и в дальнейшем буду общаться с вами как с офицером союзной армии и комендантом гарнизона. И последнее. Никакое оружие я никому не собираюсь сдавать.
Томассен ответил не сразу.
— Я полагаю, больше нам говорить сегодня не о чем, — Кутепов намеревался уйти.
— Не совсем, — с металлом в голосе произнес Томассен. — Вы ведь понимаете, что все эти требования сочинил не я. Но я был обязан довести их до вашего сведения и в дальнейшем потребовать их исполнения. Поставьте себя на мое место: что было бы, если бы вы не исполнили требования генерала Врангеля?
— Требования Врангеля я беспрекословно бы исполнил. Требования вашего командования исполнить не могу. Не имею на то ни полномочий, ни прав.
— Но я не могу допустить, чтобы не выполнялись требования моего командования! Если не подчинитесь, буду вынужден принять более суровые меры.
— Если это угроза, — снова улыбнулся Кутепов. — Да, если это угроза, то вверенные мне русские войска поступят так, как я им прикажу. Надеюсь, мне не придется прибегнуть к этому.
Кутепов поднялся, следом вскочил Комаров.
— Честь имею! — приложил руку к папахе Кутепов, и они с Комаровым покинули комендатуру.
Сразу же после встречи с Томассеном Кутепов выехал в «Долину роз и смерти».
С того дня, как в порту Галлиполи бросили якоря первые транспорты «Херсон» и «Саратов», прошло не так уж много времени, но как изменился этот унылый безрадостный пустырь! Повсюду, насколько хватал глаз, уже встали палатки и было многолюдно. Солдаты и офицеры были заняты какими-то делами: что-то переносили, что-то достраивали, украшали площадки перед входами в палатки, проявляя при этом чудеса изобретательности и выдумки.
Это был уже не просто палаточный лагерь, а городок. Палаточный, но городок: со своими улицами, площадями, переулками. Генерал Витковский даже позаботился об указателях. Впервые оказавшийся здесь человек без особого труда сможет отыскать расположение полка марковцев, дроздовцев или корниловцев, ни у кого при этом не спрашивая, лишь ориентируясь на таблички-указатели, поставленные на перекрестках этих своеобразных улиц.
Чтобы не создавать путаницу, Кутепов еще вначале строительства палаточного городка отдал приказ по корпусу о том, что отныне все поредевшие в крымских боях дивизии сводятся в полки, разрозненные части сильно потрепанной кавалерии сводятся в кавалерийский полк. Кавалерийским он назывался условно, в надежде на будущее, поскольку сейчас лошадей ни у кого не было. А тот десяток лошадей, низкорослых и тихоходных, выменянных у местных греков и турок, для кавалерии не годились. Они служили в основном связным для поездок в штаб. Командиром кавалеристов был назначен генерал Иван Гаврилович Барбович. Артиллерийские бригады сводились в дивизионы.
Указатели, возникшие на улицах лагеря едва ли с самого начала, помогли избежать на первых парах организационного хаоса. Вновь прибывающие солдаты и офицеры по этим табличкам легко находили своих однополчан и присоединялись к ним.
В палатке, в которой располагалась резиденция коменданта лагеря, Кутепов нашел Витковского. Поскольку здесь находились еще люди, он пригласил Витковского на улицу и там, с трудом отыскав безлюдный уголок, подробно рассказал ему о визите к Томассену.
— Интересно, — задумчиво произнес Витковский, несколько встревоженный рассказанным: — Не такие же они наивные, чтобы поверить в то, что мы по одному их окрику распустим армию? Тогда что это?
— Все то же: попытка ликвидации армии. Кому-то это очень нужно. Хотели раздробить и рассеять армию, чтобы потом уничтожить — не получилось, хотели отобрать оружие — тоже не вышло. Это новая неуклюжая попытка, похожая на провокацию. Хотелось бы знать, откуда дует ветер?
— Надо бы доложить Петру Николаевичу, — сказал Витковский.
— Пока не стоит. Прежде всего, это их требование было бы сообщено Петру Николаевичу. Раз он молчит, это похоже на местную самодеятельность.
— Похоже на то, — согласился Витковский.
— Из этого и будем исходить. Надо бы разобраться, это попытка взять нас на испуг? Проверить нас на прочность? Или затевается серьезная провокация?
— Зачем?
— Ну, представь: мы поддаемся на нее, наломаем какое-то количество дров. Французы обращаются к международному сообществу: помогите! Им сочувствуют, симпатии на их стороне. И им развязывают руки. Понимаешь, все это, я почти уверен, идет не от Томассена. Он — пешка. Сам бы он не стал так грубо шантажировать. Побоялся бы.
— Ну, и как в таком случае нам поступить? — спросил Витковский. — Может, есть смысл посоветоваться?
— Да, пожалуй, — согласился Кутепов. — Но только узким кругом. Пригласи только тех, кто умеет держать язык за зубами.
Уже спустя пару часов Кутепов убедился, что фраза, брошенная Томассеном во время разговора: «Я буду вынужден принять более суровые меры» не была пустой угрозой. Взволнованный начальник штаба Штейфон доложил ему:
— Только что вернулись со склада снабженцы: французы едва не на треть урезали нам продовольственный паек. Практически корпус обрекают на голод.
— Может, какая-то ошибка? — спросил Кутепов. Он предполагал, что в скором времени Томассен не словами, а каким-то делом покажет, что все угрозы исходят не от него. Но не думал, что это произойдет так быстро и что начнется это со «святого святых» — с урезывания и без того скудного продовольственного пайка.
