— Я все думаю, откуда у вас, русских, столько спеси, — рассердился Томассен. — Проиграли войну, находитесь на чужой территории, причем, отмечу между прочим: на чужом иждивении. Что дает вам право так себя вести?
— Достоинство, господин подполковник. Это то немногое, что у нас еще осталось и что пока мы никому не позволяем растоптать. И Российская армия, которую рассчитываем сохранить.
— Ну, и кому она теперь нужна? Вы, кажется, собираетесь уйти? Но даже для этого вам придется просить у нас разрешение.
— О чем вы? — спросил Кутепов и подумал о том, что Томассен либо блефует, либо намерение россиян каким-то способом стало известно французам.
Впрочем, эта загадка тут же разрешилась.
— Болгарское правительство известило нас, что в ответ на вашу просьбу оно готово предоставить вам для временного пребывания свою территорию. Ну, уйдете. И что? Только продлите агонию. Воевать вы уже не сможете. Большевики с каждым днем становятся все сильнее. Забудьте о реванше! Они сметут вас еще там, на бывшей вашей границе.
Разговор был мерзкий, отвратительный. Но, к сожалению, и Кутепову самому иногда ночью приходило в голову нечто подобное. Но он тут же пытался отбросить подобные мысли прочь.
— Я так понимаю: мы с вами ни до чего не договоримся, — сухо сказал Томассен.
— В таком тоне — никогда.
— Но зачем вам все это? — Томассен указал глазами на строй курсантов, которые не без интереса наблюдали за спорящими. Многие из курсантов в совершенстве знали французский и хорошо вникали в суть перебранки. — Вы воруете у них лучшие годы, вы воруете у них будущее. Молодость — это время, когда молодежь ищет и находит себя в этом мире. Вы отбираете у них эту возможность. И потом, эти лишения, холод! Эти палатки! Зачем им все это?
— В той стране, откуда мы ушли, у них не было бы будущего. Ради того, чтобы вернуть себе эту страну, в которой они смогут найти себя, они готовы переносить лишения.
— Вы их спросили?
— Бесспорно. Они думают так же, как и мы, их командиры. Мы вернемся в Россию и подарим им то будущее, какого они заслуживают.
— У вас обширные планы! — язвительно сказал Томассен.
— Сэ ля ви! Так, кажется, утешают себя французы?
Витковский с удовольствием слушал этот разговор. Он нравился ему не глубиной содержания, не оригинальностью мыслей — обычная перепалка двух рассерженных мужчин. Он нравился Витковскому единственным: его продолжительностью. Он готов был бы слушать его до утра. Но, по его прикидкам, возможно, хватило бы еще часов трех-четырех…
Едва только Томассен появился в лагере, Витковский предположил, что между Кутеповым и Томассеном на этот раз не обойдется без серьезного скандала. А скандал этот нужен был не Кутепову, а именно Витковскому, и он тут же отправил в город человек двадцать казаков с заданием извлечь из-под воды притопленное еще осенью в порту оружие. Оно уже довольно долго пролежало в соленой морской воде и его во что бы то ни стало надо было достать и привести в порядок. Кто мог сказать, как сложатся дальнейшие отношения с французами и, вполне возможно, россиянам придется внезапно покидать Галлиполи. Не оставлять же оружие под водой! Тем более что неизвестно, как в дальнейшем развернутся события, и оружие и боеприпасы им еще могут пригодиться даже здесь, в Галлиполи.
Две прежние попытки извлечь оружие из воды окончились неудачей, помешали бдительные зуавы.
Витковский долго ждал этого дня, вернее, этой ночи. И вот она случилась. Томассен со своей командой находится в лагере. Ночи холодные, зуавы спрячутся в тепло, и будут спать. У пирса не было судов. И — самое главное — по всем прогнозам, в эту ночь морской отлив будет на самом низком уровне. Под воду глубоко нырять не придется, возможно, удастся обойтись заранее заготовленными металлическими крючьями.
Поняв, что разговор Кутепова с Томассеном близится к концу и дело может сорваться, Витковскому нужно во что бы то ни стало задержать Томассена здесь, в лагере.
— Господин подполковник, к чему все эти споры, если мы на них никак не можем повлиять? Вспомните, были ли у нас с вами до сегодняшнего дня серьезные причины для размолвок или ссор?
Кутепов удивленно покосился на Витковского.
Но Витковский, не обращая внимания на косые взгляды Кутепова, продолжал:
— Чтобы загладить эти горькие минуты недоразумений, мы все же рискуем пригласить вас поприсутствовать на нашем смотре. Это займет не более пары часов. А затем, за поздним ужином или ранним завтраком, вместе посмеемся над причинами наших ненужных недоразумений и мелких ссор.
По той упрямой настойчивости, с которой Витковский пытался удержать Томассена в лагере, Врангель не сразу, но понял, что вся эта сладкая речь затеяна Витковским неспроста. И Кутепов тоже пошел Витковскому на помощь:
— Да-да, за рюмкой чего-нибудь обсудим причины наших разногласий и, возможно, то, что мы сейчас считаем пропастью, всего лишь канавка, которую легко переступить.
— Да, так часто бывает, — сказал Томассен и посмотрел на своих спутников. Они были явно не против рюмки «чего-нибудь». Томассен и сам не понаслышке знал о русском гостеприимстве, но для приличия слегка посомневался:
— Ночь без сна. А завтра такой тяжелый день, — и решительно сказал: — Разве что… в порядке обмена опытом.
Картина была достойна кисти Айвазовского. Под холодным светом холодной, задравшей рога кверху, чужой луны несколько раздетых до кальсон казаков попеременно бултыхались в холодной весенней воде пролива. Из воды выскакивали пробками, держа канаты в зубах. Передав канат в руки «бурлаков», как называли себя казаки, которые вытаскивали тяжелые тюки из воды, купальщик бежал переодеваться в сухое.
Работа у казаков была нелегкая. Без шума и плеска, ежесекундно с опаской наблюдая за комендатурой, они извлекали затопленное здесь поздней осенью оружие: несколько тысяч винтовок, больше десятка станковых пулеметов, коробки с патронами. Потопили от отчаянья: не хотели отдавать французам, а вынести с кораблей не могли. За количеством, вынесенным на берег, французы при разгрузке русскими своего имущества строго следили.
И тогда какой-то умелец придумал хироумный план, и был Кутеповым и Витковским одобрен. Все лишнее оружие, которое, по мирному договору, россияне должны были сдать французам, они упаковали в связки и ночью опустили в море, под днища кораблей. А чтобы их можно было извлечь из морских глубин, к каждой связке привязали поплавки. Расчет был такой, что даже в самый низкий отлив поплавки не будут видны на поверхности воды.
А дальше все просто. В любую ночь во время отлива заранее заготовленными крючьями «ловить» поплавки и затем подтаскивать тюки к берегу.
На рассвете подхорунжий Бойко подошел к палатке Витковского. За парусиновой стеной отчетливо слышались русские и французские голоса.
Подхорунжий спросил у прогуливающегося возле палатки денщика Витковского:
