– Зачем это?
– Пусть расслабится.
– Не поверит. Вернее, в то, что брат умер, – поверит. Но если ты начнешь такие речи, – ни хрена не поверит.
– Почему?
– Если бы все так случилось, прислали бы не тебя, а кого-нибудь из химиков вместе с кем-то из экономистов. И пришли бы они не в десять, а около часа, потому что на сообщение верхам о ситуации и получение от них четкого приказа необходимо время.
– Поняла. Тогда скажу по-другому. Мол, не хочу умирать, пришла каяться. Сразу, дура, не поняла, что делать… к кому присоединяться. Теперь вот хочу засвидетельствовать свое почтение и готовность служить истинному хозяину.
– А я?
– А ты выгадаешь хороший момент и, прыгнув в комнату, уложишь всех недругов.
– Напрыгался я сегодня, – устало сообщил Боец, – и чего-то мне не хочется, чтобы вместо одной заложницы у «Македонского» было две.
– А что тогда делать?!
– Хрен его знает. Вот уже почти приехали, – заявил он, сворачивая на Шелковичную.
– Да‑а‑а, – проронила я многозначительно.
Телохранитель так же многозначительно промолчал.
– Я, кстати, так и не поняла, какого хрена они пугали Володю магией в самом начале, – вспомнила я, – может, дух из кувшина про это и хотел сказать?
– Придурки, вот и пугали, – ответил Боец. – Что делать-то будем?! Вот где пригодился бы газ!
– Олухи! Давай позвоним Алеку, пусть доставит нам пару баллончиков… вместе с Гансом!
– Давай! – Он притормозил и потянулся за моим сотовым.
Сразу же, когда он его вынул из кармана куртки, я поняла: что-то здесь не так. У нормального рабочего сотового телефона за тринадцать миллионов рублей никогда не сыплются мелкие детали из дырки в корпусе.
Боец с глупой рожей посмотрел на телефон, на карман своей куртки и обнаружил в нем дырку. Такую же по размеру.
– Е‑мое, – проронил он после недолгого раздумья, – этот телефон спас мне жизнь.
Я захохотала.
– Ты чего? – спросил он, но его губы уже растягивались в неудержимой киногероичной улыбке. – Да чего ты?
– Да ты хоть каждый день ломай по телефону, даже моему личному… только не умирай! – и тут уж заплакала, не стесняясь.
– Вот что значит сильная женщина, – пробормотал Сережа, обнимая меня.
– Мужик, – ответила я, – у меня вообще…
– Что «вообще»?
– А ну тебя!..
Спохватились, когда было уже пять минут одиннадцатого.
– Может, милицию вызвать? – предложила я.
Шутка успеха не имела.
– Пошли, – сказал Боец, вылезая из машины, – нам еще три квартала идти.
Обожаю ночные прогулки…
… Домик был так себе – покосившийся. А в ладонях пульсировал огонь, страстно желавший вырваться наружу. Уже около получаса я терпела страшную боль и зуд. Ничего не поделаешь: слишком много зла скопилось в моих руках, слишком много пережили мы, перечувствовали вместе с Бойцом. Я не рассчитывала на заряд энергии такой силы. Сейчас не время выпускать ее, на то нужен специальный обряд. Придется терпеть.
– Боец, – тихонько сказала я, когда мы подошли к домику вплотную, – у меня есть одноразовое оружие. Заряд негативной энергии огромной силы. В жизни такой не испытывала. Если я кого-то коснусь, он будет выбит из себя по меньшей мере на минуту.
– Понял, – отозвался он, – пошли к окну.
Окна дома темнели провалами в неизвестное, но неизбежное. Никогда не чувствовала себя так: идущей к собственной могиле. Сжала в кармане три черные двенадцатигранные кости.
Нет, вы мне сейчас не поможете.
Обогнули покосившийся забор, пригибаясь, подошли совсем близко к занавешенному окну.
– Попробуешь? – спросил он. Я кивнула. Оперлась об облупившуюся стену и неуверенно вошла в погружение.
Сканирования не получилось. Но, уже выходя из транса, я ощутила стремительное приближение двоих. Изнутри – к нашему окну.
– Там, двое! – воскликнула я, указывая в темноту окна.
Тут же оно раскололось от парного выстрела изнутри.
Боец отскочил назад, открывая себе обзор, и, подпрыгнув, дважды плюнул туда огнем – из двух пистолетов.
Прыжок его начался справа от окна, а завершился слева.
Замерли: я – присев, он – пружинисто привстав на цыпочки.
После гулкого удара о дощатый пол – тишина.
– Все, что ли? – прошептал Боец, оглядывая двор, выискивая притаившихся врагов.
В ответ в доме щелкнули выключателем, зажигая свет.
– Входите, пожалуйста, – пригласил Саша, – можно прямо через окно. Только, предупреждаю, бросьте оружие.
– Бросай, – кивнула я Бойцу, показывая ладони.
– Как скажете, Александр Георгиевич, – кивнул Боец, – только и вы не стреляйте. Мы к вам с новостями.
– Понял.
Ногой Сережа окончательно открыл окно. И впрыгнул внутрь. Потом оттуда высунулась его рука.
– Залазь, – позвал он.
Свет ударил в глаза, некоторое время я моргала. Потом привыкла и разглядела: прямо под моими ногами лежали два трупа с пулевыми ранениями в корпус. Господи, с какой страшной точностью он стрелял!
Комната была обшарпанная, голая. С потолка свисала на черном проводе единственная лампочка. В углу стул, на котором лежала веревка. Рядом была дверь, ведущая во вторую комнату. А перед выходом в прихожую, в левом углу от нас, стояли двое. Бледная хрупкая Наташа, женщина, красивее которой я еще не встречала и, наверное, не встречу. Лицо ее носило отпечаток той муки, которую она пережила.
Саша держал ее за левую руку своей левой, как бы обнимая. Правую с пистолетом он приставил ей под подбородок.
Наташа стояла неподвижно, словно статуя, и только горящие большие глаза смотрели то на меня, то на Бойца. С надеждой, мольбой и страхом.
Боец показательно бросил оба пистолета на пол и ногой оттолкнул их в угол.
– Ножик! – велел Саша. Лицо его тоже покрывала бледность. Он волновался.
Боец послушно снял пояс с ножом. Отбросил его в угол.
– Замечательно, – очень тихо прошептал Саша.
И выстрелил в упор.
Мы вскрикнули. Меня сковал шок, тупой страх придавил к полу.
Боец медленно осел, прижимая руку к животу.
– Зачем? – спросил он быстро синеющими губами.
– Ты думал, я тебе все прощу? Руку пожму? Или что я не знаю, что ты хотел сказать?.. Да я с самого начала знал, что брат станет руководителем обоих предприятий – и нашего, и германского. А потом на его место приду я. Потому что со мной легче. Потому что я многое могу позволить. На многое могу закрыть глаза. Ты хотел сказать, что Володи больше нет, так? Я это и без тебя знаю.
