– Это укулеле, – поправил Торквин.
«Куда меня везут? Что они собираются со мной делать?»
«ПОЧЕМУ Я НЕ МОГУ…»
– …говори-ить?!
Движение прекратилось. Мои глаза открылись, и я заморгал. Мы были в коридоре, ведущем из послеоперационной палаты.
– Ты что-то сказал, Джек? – Папа смотрел на меня сверху, его глаза были полны тревоги.
Я моргнул.
– Я сказал «говорить». Кажется.
– Я знала! – радостно выпалила Эли, хватая за руку моего папу. – Он в порядке! – Она наклонилась ко мне. – ДЖЕК, ТЫ ТОЧНО ПРОСНУЛСЯ? ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ? ТЫ БЫЛ НА ПРОЦЕДУРАХ! НО СЕЙЧАС ТЫ ОПЯТЬ В ПОРЯДКЕ!
– Почему ты на меня орешь? – спросил я.
С другой стороны койки появился Касс:
– Бегад очнулся. Мы спросили его насчет исцеляющего локулуса. И о мавзолее в Галикарнасе. Просто на всякий случай. И знаешь что? Ты был прав – в обоих случаях!
– Отличная работа, Портной! – похвалила Эли.
– Портной? – удивился папа.
Раздался едва слышный, на грани шороха от дыхания, голос Бегада. Оказывается, он сидел на каталке рядом со мной.
– Техник… Портной… Солдат… Моряк…
– Я – Моряк, потому что могу итсевто сав адук ондогу, – пояснил Касс. – Солдат – это Марко, вы с ним не знакомы, мистер Маккинли, но он очень крут, потому что он самый классный спортсмен на земле. А Эли – Техник из-за ее умения разбираться со всякой техникой.
Папа смотрел озадаченно:
– А в чем состоит особая способность Портного?
Я слабо улыбнулся:
– Я надеялся, ты мне скажешь.
«Тот, кто объединяет всех», – однажды сказал Бегад. Но прозвучало это как отговорка. Что-то вроде поощрительного приза, который ты получишь, даже если твоя команда финиширует последней.
К несчастью, именно в эту минуту Бегад погрузился в молчание.
– Ну, что бы это ни было, я уверен, что это нечто крутое, – сказал папа. Он дал сигнал, и я почувствовал, что меня опять покатили вперед. Мы направлялись от послеоперационной палаты к выходу.
– Что происходит? – спросил я. – Куда мы?
– У меня было кое-какое время обдумать все, что ты мне рассказал, прежде чем потерял сознание, – ответил папа. – Плюс я успел поговорить с доктором Бредли, Торквином и твоими друзьями. И пришел к выводу, что нам просто необходимо начать планировать твой четырнадцатый день рождения. И пятнадцатый. Так что мы зарезервировали Брюнхильду, чтобы отправиться на дело.
– О чем ты? – Я совершенно запутался.
Мы остановились в небольшой пустой комнате. Здесь нас уже ждали двое сотрудников «Маккинли дженетикс лабс» со стопками аккуратно сложенной одежды.
– Брюнхильда – так мы называем наш корпоративный самолет, – объяснил папа. – Переодевайтесь скорее. Я дам вам по сотовому на случай, если мы вдруг разделимся. Отправление через десять минут. Бегад летит с нами. Пилотирует Торквин.
Глава 20
Брюнхильда
– Пха! – Торквин повернул штурвал влево. – Если Шустрик – это как «Ламборгини», то Брюнхильда – это минивэн!
– А по мне, летим очень даже плавно, – заметил папа, сидящий в кресле второго пилота.
Самолет мягко повернул влево.
– Плавно – да, – отозвался Торквин. – Весело – нет.
Мы с Кассом и Эли тихо сидели в мягких креслах позади двух мужчин. Касс, пощелкивая своей комболои-флешкой, перечитывал сообщение от Чарльза Ньютона.
– С этим письмом что-то непонятное, – сказал он. – Вы заметили, что некоторые буквы светлее остальных?
Эли заглянула ему через плечо.
– Плохая фотокопия, – предположила она.
– Или плохой набор, – добавил папа. – На этих старых пишущих машинках четкость букв зависела от силы нажатия. Не ударишь по кнопке как следует, и буква плохо пропечатается.
– Но эти светлые буквы складываются в слова «The destroyer shall rule», – сказал Касс. – «Разрушивший будет править». Сами посмотрите.
– Ты уверен? – недоверчиво спросила Эли. – Потому что лично мне многие буквы здесь кажутся светлыми.
Касс пожал плечами:
– Что-то не похоже на простое совпадение. Может, это имеет какое-то отношение к царю Мавсолу?
– Он был не царем, – поправила Эли, – а сатрапом. Чем-то вроде наместника.
– Ма-а-а… – простонал профессор Бегад из конца салона.
Мы все обернулись. Бегад лежал на кресле с опущенной спинкой, а его кресло-каталка было сложено и крепко привязано к стене рядом с ним.
– Как он? – спросил я.
– Все случившееся изрядно его подкосило, – ответила доктор Бредли. – Он проспал почти весь полет. Для человеческого организма в его состоянии любое путешествие – практически худшее, что только можно вообразить.
– Но он же дотерпит до Турции? – заволновался Касс.
Доктор Бредли склонила голову набок, но ничего не сказала.
Отстегнув ремень безопасности, Эли опустилась на колени рядом с Бегадом и взяла его за руку:
– Не знаю, слышите ли вы меня, профессор, но если есть способ вылечить вас, мы его найдем.
– Шустрик, – проворчал Торквин, – уже был бы в Голли… Гола… в Турции.
– В Галикарнасе, – сказал папа. – И сейчас он называется по-другому. Рыцари построили там замок Святого Петра, Петрониум, а позже это место получило название Бодрум. Именно туда мы и направляемся. В турецкий Бодрум.
Торквин кивнул, затем посмотрел на свой GPS-навигатор:
– В девяноста семи милях от Дурдома.
Я сел прямо и сосредоточился на экране монитора, выдвинутом из подлокотника моего кресла. С того самого момента, как мы покинули «ИК», у нас не было доступа в Интернет. Теперь же я нагонял упущенное, собирая информацию о мавзолее в Галикарнасе. Будь у меня время, я бы поискал и по другим Чудесам света.
Я увеличил несколько изображений. Это строение никак нельзя было назвать большим и вычурным. В нем не было ни намека на феноменальные инженерные решения Висячих садов Вавилона. Но все же в нем таилось нечто невообразимо прекрасное, даже, можно сказать, современное – высокое здание с колоннами, почти ровный куб, своего рода небоскреб. Его украшали огромные скульптуры и сложный орнамент. А на самом верху подобно шляпе в небо устремлялась пирамида, которую венчала каменная колесница с двумя фигурами в ней.
– Больше ста тридцати футов в высоту, – зачитал я. – Выше статуи Свободы без основания. Мавзолей простоял шестнадцать веков. Все строение окружают колонны, всего тридцать шесть штук. Мавсол и его жена Артемисия стоят наверху – ну, точнее, там их статуя в колеснице. Тогда те места назывались не Галикарнас, а Кария, она была частью Персии. Мавзолей шокировал современников абсолютно новыми подходами к строительству. В те времена было принято украшать здания сценами из классической литературы и героических битв. Но вместо этого строители использовали статуи животных и портреты реальных людей.
