Они в отчаянии смотрели друг на друга, не зная, что делать с этой невесть откуда взявшейся трещиной в отношениях, с неожиданно возникшими трудностями. Еще минуту назад они были так близки, что казалось, даже мысли у них одинаковые — а теперь стояли чужие, сердитые, обиженные непониманием.
Нелл отвернулась и, безнадежно махнув рукой, опустилась в кресло.
Ну почему все не так? Почему все становится плохо именно тогда, когда ты решишь, что теперь всегда все будет хорошо? Что за вечер был тогда в Рейнлеге; что за ночь была после, когда она даже и не спала, а была окутана светлой дремой... Этой ночи было достаточно, чтобы осознать — она любима Даже мамины злые слова не могли огорчить ее, доносясь словно издалека, не разрывая сияющую паутинку счастья.
На следующее утро она проснулась в прекрасном настроении. Мама уже успокоилась и больше ничего не говорила Погруженная в свою тайну, Нелл провела весь день, привычно болтая с друзьями, гуляя в парке, обедая, ужиная, танцуя. И никто, никто — она была в этом уверена! — не заметил ничего особенного. А сама Нелл все время помнила о том главном, что было ведомо только ей и лежало на самом дне ее души. Иногда, разговаривая, она вдруг сбивалась и забывала, о чем говорила, потому что вдруг ясно слышала: «Я люблю тебя, Нелл... Как же я люблю тебя!..» И видела лунный свет на темной воде, и чувствовала его ладонь в своей... Потом слегка вздрагивала — и принималась вновь шутить и смеяться. Господи, какой же можно быть счастливой — как же она счастлива!
Потом ей пришло в голову, что, возможно, он ей напишет. Она стала следить, когда придет почтальон, и каждый раз, когда он стучал в дверь, ее сердце замирало. Письмо пришло через день. Она спрятала его под кипой других писем, не доставала, пока не легла в постель, и только там распечатала с сильно бьющимся сердцем.
«Нелл, любимая моя, дорогая моя Нелл!
Неужели все это было правдой? Я уже написал тебе три письма и все три порвал. Я так боюсь сказать что-нибудь, что могло бы рассердить тебя! Потому что вдруг я тебя неправильно понял? Но ведь я правильно понял, Нелл? Нелл, ты тате чудо, я так люблю тебя — люблю до умопомрачения! Я все время думаю о тебе, постоянно думаю. Я все время ошибаюсь на работе — а все потому, что постоянно думаю о тебе. Но, Нелл, я буду много-много работать. Я так страшно хочу тебя увидеть. Когда мне можно будет приехать в город? Мне надо увидеть тебя. Любимая моя, любимая моя, я столько должен тебе сказать, а в письме всего не скажешь, но, в любом случае, я боюсь, что только надоедаю тебе. Напиши мне, скажи мне, когда мы увидимся. Скорее, я очень тебя прошу. Я с ума сойду, если не увижу тебя в ближайшее время.
Навеки твой, Вернон».
Она перечитала письмо еще раз, и еще; положила под подушку — и снова перечитала утром. Она была так счастлива, так умопомрачительно счастлива! Она даже не смогла подождать еще день и принялась писать ответ. Но когда перо оказалось в ее руке, она вдруг почувствовала себя скованно и неловко. Она не знала, что писать.
«Дорогой Вернон...»
Разве не глупо? Может, лучше сказать: «Мой дорогой Вернон»? Нет, она не может, просто не может.
«Дорогой Вернон,
спасибо тебе за письмо».
Нелл надолго задумалась. Покусывая кончик пера, она невидящим взглядом смотрела в стену напротив.
«В пятницу мы с друзьями собираемся на танцы к Говардам. Приезжай к нам обедать, а потом отправимся туда вместе. В восемь часов тебе будет удобно?»
Она опять задумалась. Надо бы еще что-то сказать, она очень хотела что-нибудь добавить. Она склонилась над письмом и поспешно приписала:
«Я тоже хочу увидеться с тобой — очень хочу.
Твоя Нелл».
Он ответил:
«Дорогая Нелл,
я с удовольствием приеду в пятницу. Огромное спасибо тебе за все.
Твой Вернон».
Когда Нелл прочла это письмо, ее охватила паника. Может, она что-то сделала не так? Может, она чем-то обидела его? Может, он ждал чего-то большего от ее ответа? Счастья как не бывало. Она не спала, мучаясь сомнениями, не совершила ли ошибку.
Наконец наступил вечер пятницы. Как только она увидела Вернона, она поняла, что все в порядке. Стоя в противоположных концах комнаты, они посмотрели друг на друга, и мир снова переполнился необузданным блаженством.
Во время обеда они сидели далеко. Только во время третьего танца у Говардов у них наконец появилась возможность поговорить. Они двигались по кругу в огромном наполненном зале, вальсируя под сентиментальную музыку. Вернон прошептал:
— Я ведь не слишком много танцев занял у тебя?
— Нет.
Странно, рядом с ним она словно теряла дар речи. Когда музыка смолкла, он всего лишь на мгновение задержал Нелл в своих объятьях, слегка сжав ее пальцы. Она взглянула на него и улыбнулась. Оба были вне себя от счастья. Несколько минут спустя он уже кружился с другой девушкой, что-то непринужденно говоря ей на ухо; Нелл танцевала с Джорджем Четвиндом. Иногда Вернон встречался глазами с Нелл, и они незаметно улыбались друг другу. Их тайна была восхитительна!
Но уже во время следующего танца настроение Вернона изменилось.
— Нелл, милая, мы можем где-нибудь поговорить? Мне нужно сказать тебе кучу вещей! Что за дом — совершенно негде уединиться!
Они попробовали подняться по лестнице, которая уходила все выше и выше, как обычно бывает в лондонских домах, но нигде нельзя было укрыться от посторонних глаз. Вдруг они увидели крошечную железную лесенку, ведущую на крышу.
— Нелл, а давай поднимемся туда? Ты сможешь? Не испачкаешь платье?
— Мне нет никакого дела до платья.
Вернон поднялся первым, открутил болт люка, выбрался наверх и, стоя на коленях, протянул руку Нелл. Она легко поднялась к нему.
Они стояли одни, глядя сверху на Лондон. Потом бессознательно приблизились друг к другу, ладошка Нелл скользнула в руку Вернона.
— Нелл... любимая...
— Вернон...
Она могла говорить только шепотом.
— Это правда? Ты действительно любишь меня?
— Я действительно люблю тебя.
— Этого просто не может быть, так это прекрасно! Нелл, я так хочу поцеловать тебя.
Она повернулась к нему. Они поцеловались — неловко, робко.
— Твое лицо... оно такое нежное, такое прекрасное, — бормотал Вернон.
Забыв о грязи и копоти, они опустились на небольшой выступ. Его руки обвились вокруг нее, обнимая. Нелл подняла лицо навстречу поцелуям.
— Я так люблю тебя, Нелл — так люблю, что почти боюсь дотронуться.
Она не поняла — это звучало как-то странно. Она придвинулась ближе, и волшебство ночи утонуло в поцелуях.
