— Нет, не Женя, — ответила я, окидывая Храмова-старшего не совсем дружелюбным взглядом. Хотя особо смотреть было не на что: у Михаила была вполне заурядная внешность, единственным светлым пятном в которой следовало признать обширную лысину, да еще, пожалуй, привлекали к себе внимание цепкие серые глазки, глядящие насмешливо и как-то напористо.
— Ее зовут Мария, — отозвался сидящий в кресле Родион, — а моя фамилия Шульгин, и я хотел бы с вами поговорить, Михаил Сергеевич.
— Чего? Со мной? А вы кто такой? — Храмов повертел головой и кивнул кому-то невидимому: — Натаха, заходи! Давай, тащи сюда… веселящую влагу. А то я сегодня что-то не разминался еще.
Вошла длинноногая девица с фигурой из дорогих глянцевых журналов и глуповатой физиономией и поставила перед Храмовым бутылку белого вина и вазу с фруктами. Михаил Сергеевич выпил, заел гроздью винограда, с достоинством поковырялся в зубах и буркнул:
— Ну, говорите, что там еще?
— Я пойду прилягу, — смущенно заявил Виталий, — мне, знаете, что-то нездоровится. Михаил, тебе эти люди все объяснят.
Он ушел. Храмов-старший воззрился на нас.
— Мы из детективного бюро «Частный сыск», — без всяких предисловий объявил Родион Потапович, — наняты вашим братом Виталием для расследования убийства Инны Малич, его невесты. Приступили к своим обязанностям, согласно контракту, с сегодняшнего дня. В общем-то приступили вовремя, потому что не далее как два часа назад в своей квартире была убита сотрудница вашей фирмы «Фаворит» Амалия Шпеер.
Если Родион хотел удивить Михаила, то он едва ли этого добился. Храмов покрутил гроздь винограда и произнес:
— Хотите вина? Легкое столовое, белое. Я, как с водярой завязал, другого не пью.
— Нет, спасибо.
— А вы, девушка? Как вас — Мария? Ну… Не хотите, не надо. А вино хорошее. Мне для желудка полезно. Что касается убийства сотрудника моей фирмы, то это, конечно, грустно, но у нас в «Фаворите» несколько сотен сотрудников. Всех не упомнишь. Будут расследовать. Конечно, наши менты опять «глухаря» навесят и будут квакать: дескать, нет улик.
— То есть вы ничего не скажете.
— Нет. А Виталька давно взрослый — пусть что хочет, то и делает, кого хочет, того и нанимает. Только пусть сам за это «бабло» отваливает, у меня не просит. А такие частники, как вы, небось не хило запросили-то.
— Я понял вашу точку зрения, Михаил Сергеевич, — проговорил босс. — Это ваше личное дело, и вы можете не разделять горе брата и считать его надуманным. Но вы могли бы ответить на несколько наших вопросов?
Тот пожал плечами:
— Да валяйте. Только особо много вы от меня не услышите. Потому что я ничего особо и не знаю. А эту Инну видел несколько раз в жизни, и если говорить сразу, то мне, жива ли она, померла ли, — по барабану. Да, чикнули девчонку. Жалко. Да мало ли сейчас народа гибнет? Вон в «Норд-Осте» и моложе погибли… на Дубровке. А у нас пару недель назад машину с девчонками с Котельнической взорвали. Жалко, но — жизнь такая. — Философ-браток налил себе еще вина и махнул рукой. — Ну валяйте, сыпьте, чего там у вас.
— Я полагаю, что вы знали Инну Малич до ее знакомства с Виталием и лучше, чем Виталий, — сказал босс. — Я ошибаюсь?
— Ну конечно, ошибаетесь, приятель. Откуда мне ее знать? Не знал и знать особо не хотел. А брата познакомил… у него с телками всегда проблемы были, в общем. — Он бросил на меня насмешливый взгляд, потом опять переключился на Родиона и договорил: — Так что я ее не знал. И, если вы гнете дальше, никакого отношения к ее смерти и смерти еще каких-то девчонок не имел. Я говорю достаточно доступно?
— Да.
— А Виталька — он слепой. Я, конечно, попытаюсь его отговорить, чтобы он переводил на вас «бабки», но это, наверное, бесполезно: уж если парень уперся, то это все — диагноз. А к этой Инне он, видать, крепко присох.
— Хорошо. Мы поняли. А теперь, господин Храмов, я обращусь к вам не как к брату Виталия, а как к директору «Фаворита»…
— К директору? Натаха, — повернулся он к девице, — принеси-ка мне чего-нибудь пожрать. Там мясо вроде было. Давай. А я вам не директор, значит, — продолжал он. — Директор — это у нас Филька Каморин. Вот его и клюйте, если по производственным вопросам. А я — учредитель.
— Вместе с господином Ованесяном, не так ли? — вклинился Шульгин.
— Знаете, что ль? Ну да, с Ованесяном, Артуром Даниковичем, если официально. Там еще и третий учредитель есть, если что. Только я с ним не контачу. Да он в наши дела и не суется…
— …хотя у вас с Ованесяном шестьдесят с чем-то процентов акций на двоих, а у него — блокирующий пакет.
В маленьких глазах Храмова блеснуло раздражение, густо замешанное на интересе.
— Слушай, — чуть привстав, сказал он, — откуда ты такой всезнайка взялся? На каждую хитрую задницу с лабиринтом у тебя свой хрен с винтом. Ишь!..
— Откуда взялся, там больше нет. Разобрали. Михаил Сергеевич, мы сейчас продемонтрируем вам одну интересную штуку. Пока что нашего любопытства насчет нее никто не удовлетворил. Вы же, как учредитель, безусловно, должны знать, что это такое. Мария, будь любезна, покажи Михаилу Сергеевичу.
Я бросила на колени Храмова-старшего злополучную распечатку с роковой записью, перешедшую к нам от Инны Малич и с тех пор побывавшую в руках Амалии Алексеевны Широковой и невезучего Бранна-Трухи.
— Что это еще такое? — пробурчал Храмов. — Откуда она у вас?
— Михаил Сергеевич, — неподражаемым тоном отозвался Родион Потапович, — как говорят в детском саду, мы первые задали вопрос. Я так понимаю, вам известно, откуда такое качество печати. Как учредителю.
— Черт его знает, — протянул тот, — знаете, по-моему, вам лучше обратиться к этому… к Фильке. Я — без понятия. В натуре говорю. Филька у нас массовик-затейник, этот, как его… пиарщик. Ну и все такое. Вопросы лучше к нему.
— Под Филькой вы понимаете Каморина Филиппа Юрьевича, директора букмекерской фирмы «Фаворит»; по крайней мере, я так понял, — отчеканил Родион.
— Ну да, — сказал Храмов. — А вы что, серьезно будете ворошить это дело из-за… гм… пурги, которую гонит мой брат?
— Честно говоря, Михаил Сергеевич, — вмешалась я, — убийство девушки сложно назвать «пургой». Особенно если это убийство напрямую связано с еще несколькими преступлениями, которые, кстати, сцепляются с вашей фирмой.
Храмов-старший помолчал. Потом постучал пальцем по столику, на котором стояла ваза с фруктами, и отчеканил:
— Вот что, девушка. Если вы гнете, что тут замешан я или наша контора, то напрасно вы это делаете. И вообще, женщинам следует царствовать на кухне. Как вот Натаха. На-та-а-аха! Жрать готово? Где ты там, а?
— Приятного аппетита, господин Храмов, — сухо сказала я, поднимаясь.
В квартире Храмова нам больше нечего было делать.
