— Ты его подозреваешь? — отрывисто спросил Сванидзе.
— Его? Видишь ли… Хорошо, откровенность за откровенность. У меня есть все основания этого Звягина-младшего подозревать. Потому что только вчера он хотел меня убить. Почти получилось.
— Как это?! — воскликнул Сванидзе.
— А помнишь, в каком виде я пришла вчера к тебе в «Маренго»? Так вот, я была прямо от него. Он на моих глазах застрелил своего же сотрудника Кириллова, а потом…
Я вкратце изложила Берту историю моих взаимоотношений с начальником серебровской охраны.
— То есть ты предполагаешь, что науськать Сильвера на Шульгина, позвонив в Милан, мог Звягин, и угрожать мне по телефону… это делал тоже он, так?
— Почему бы и не он?
— Видишь ли, Мария… — Сванидзе заколебался. — Есть такое понятие, как профессиональная интуиция, тебе оно, конечно же, не чуждо.
— Вроде бы как.
— Так вот, мне кажется… если смоделировать ситуацию со Звягиным в роли главного злодея… то не мог он сделать всего этого сам или с помощью своих подручных. Сначала убил Кириллова и едва не угробил тебя, потом марш-броском до квартиры Сереброва, где были отец и сын Клепины… причем экспертиза установила, что Игнат Клепин убит примерно в восемь часов вечера, а Звягин, по твоим же собственным словам, был с тобой за городом.
— Да, в восемь он был там, — с некоторой растерянностью отозвалась я.
— Вот видишь. Кроме того, я перебрал в памяти то, что мне говорил по телефону этот аноним… ты знаешь, это едва ли мог быть Звягин или его человек. Нет. Это — другой.
— Кто же?
Сванидзе проговорил тихо:
— Как ты думаешь, можно ли считать совпадением то, что в конце мая этого года из колонии строгого режима сбежал Коломенцев, а двенадцатого июня в Сочи убит Игорь Викентьевич Звягин, в прошлом — бандит Доктор? Лично я никогда не поверю в то, что это — совпадение. Думаю, что никто из участников рассказанной тебе истории также в это не поверил бы: ни Серебров, ни Родион Шульгин.
— Значит… Ковш?
— Да, — отрывисто сказал Сванидзе. — Он. У меня нет доказательств, но я чувствую: он. Я его спинным мозгом чую. Я два раза вел его уголовное дело, оба раза он сел. Понятно, что после этого чувствительность повысится.
— Значит, еще один: Коломенцев, — проговорила я. — И ты уверен в том, что звонки с угрозами — его рук дело, точно так же он мог позвонить и Сереброву в Милан…
— Мы все имеем основания его опасаться, — скороговоркой произнес Берт Эдуардович, — и я, и Родион, и Серебров… впрочем, Иван Алексеевич Ковша больше не опасается. Он вообще никого больше не опасается.
— Значит, вы вели его дело?
— Точно. Этот Ковш всегда отличался тем, что обладал чрезвычайно цепкой памятью и всегда все помнил. Ничего не терял из виду. Он вообще очень своеобразный киллер. По образованию — актер. Учился в Петербурге, хотя сам родился, кажется, где-то в Прибалтике. Умен и остр на язык. Хотя прочим оружием владеет не хуже языка. Мастер спорта по фехтованию на рапире. В общем, индивид еще тот. Ладно, Мария. Иду на должностное преступление. Ради Родиона. Вдруг — не он? А ты можешь что-то сделать. Вот дискета. На нее я скинул кое-какую информацию о подставе девяносто шестого года, когда Сильвер якобы потерял свою ногу. Затем тут досье на Доктора, он же Звягин-старший, и Алексея Звягина. Оперативная информация по покойному Сереброву. Ну и, наконец, по Ковшу. Внимательно изучи. И не дай бог дискета попадет в чужие руки: вылечу с работы — только так! Уволят по должностному несоответствию.
Я кивнула.
— Теперь у тебя на руках все карты, — сказал мне вслед Альберт Эдуардович. — Смотри не перебери! Будь осторожна, Маша…
* * *
«Ну что же, дорогая моя, — думала я, идя по коридору прокуратуры, — игра и в самом деле предстоит интересная. Судя по всему, придется скататься в Сочи, откуда я вернулась не так давно. Если, конечно, тут забот не привалит… Скажем, новости по семейству Клепиных. А тут много непонятного. Илюша, Иван Серебров, Родион — это еще понятно, не последние люди. Можно поиметь свою выгоду, их прижучив. Но кому же это, интересно, понадобилось — с риском запалиться, попасть на глаза соседям! — выволакивать из квартиры двух никчемных типов, а потом убивать их в самом центре и сваливать в колодец? Неужели в самом деле кодла деда Бородкина? Вряд ли. Клепины, по их классификации, свои братья-пролетарии. Тут, скорее всего. Калабаев напоролся на убийц и получил свою порцию железа. Или не так…»
Внезапно пришел в голову вопрос, который еще пару дней назад был основным, а теперь задвинулся на задний! план, как маленький ребенок, оттертый толпой больших и агрессивных взрослых. Вопрос: а куда же все-таки делся Илюша Серебров? Кто — его?..
Во всей этой ситуации больше всех мне было жаль именно этого мальчика. Мальчика, которого я в глаза не видела, чья перчатка ударила мне в ухо, чей выкидной игрушечный мертвец послал меня по известному адресу, а стрела едва не выбила глаз. Мне стало жаль Илюшу больше, чем босса, который с разбитой головой лежал сейчас в больнице. Больше, чем Игната, убитого ни за что ни про что. Больше, чем Ноябрину Михайловну, потерявшую сразу сына, мужа, а также пусть сводного, но — брата.
Где он, Илюша? Неужели лежит с пробитой головой там, в мертвой тьме, черной тишине, источенной звуком капающей где-то воды? Там, в ста метрах ниже уровня московских улиц, на глубине, куда не смеют зарыть даже поезда метро?
Наверное, у меня не будет больше времени позаботиться о нем. Настало время иных забот.
Всю ночь я читала информацию с дискеты Сванидзе. Наутро я вылетела в Сочи первым же рейсом.
14
Когда я встретилась со Сванидзе возле Сочинского аэропорта, я не думала, что мне предстоит вновь оказаться на том же месте через неполные две недели. Тем тяжелее было вернуться в Сочи обремененной таким грузом проблем, потому что погода стояла тут точно такая же. Когда я уезжала отсюда, отдохнувшая и счастливая, все было так же великолепно.
Найти клинику пластической хирургии, где работал Звягин-старший, оказалось довольно просто. Она располагалась недалеко от городского муниципального пляжа в зеленой пальмовой зоне. Клиника была обнесена высокой металлической оградой со сработанными под золото навершиями. Сквозь прутья ограды просовывались широкие листья пальм. Тут же росли магнолии и рододендроны.
Оказалось, что лечь на косметические процедуры, а уж тем более на операцию можно только по предварительной записи.
— Откровенно говоря, я не понимаю, что вам исправлять в лице и фигуре, — недоуменно произнесла статная женщина-врач с тяжелым подбородком, ведающая распределением мест в клинике, — у вас, слава богу, никаких изъянов нет. По крайней мере, я не вижу, а у меня, поверьте, глаз наметанный.
Я сразу поняла, как мне следует себя вести.
