Не было никакой белокурой дивы. Не было никаких кавказцев, покинувших гостиницу в тринадцать часов на следующий после убийства Резуна день.
Была Майя, горничная «Потсдама», исполнительница главной партии в чужой опере. И арию эту довести до конца не удалось. Она просит Колмацкого, с которым разделила ночь пополам с Резуном, отнести последнему поднос. Допрашивать, конечно, будут Филиппа. Яресько, питающий к нему неприязнь, покажет, конечно, на него. Колмацкий будет врать, потом расколется и скажет правду. И Майя подтвердит алиби коридорного следователю, который даже не догадается о том, что это алиби для горничной.
На том конце таилось молчание.
– Знаешь, Майя, – Антон помедлил, угадывая, какую реакцию вызовет его сообщение, – мне хочется знать, как ты сейчас себя чувствуешь.
– Я поражена изумлением и вашим очевидным психическим расстройством. Пока моя вина лишь в том, что я не доехала до деревни и вернулась в Москву. И мне хочется знать, по какому праву вы мне все это рассказываете!.. – выговорила на одном дыхании она. – Вы представляете, что вам придется все это доказывать?!
Что ж. С этим голосом еще придется повозиться. Это не Колмацкий и не Яресько. И даже не христопродавец Власов.
– Я просто хотел знать, как ты отнесешься к тому, что в тот момент, когда ты заходила к Резуну с ножом под платьем, – Антон взял паузу и закончил: – тот уже был давно мертв от передозировки клофелином, который вы с Занкиевым влили в его пиво.
Тишина.
Еще тишина.
И еще. И только потом – стук. И еще раз стук. Грохот. Топот.
– Антон Алексеевич!.. – раздался в трубке знакомый мужской голос.
– Что там у вас?
– У нас бессознательная баба.
– Да? – вынимая жвачку, бросил Копаев. – Ну, вызывайте «Скорую».
И повесил трубку.
Эпилог
Первый снег лег, как и обещали синоптики, в начале ноября. Жидкое полотно опустилось на землю, и ветер, пронизывающий, злой, гонял острые и твердые крупинки по мостовым. Собирал их в кучки под бетонным ограждением тротуаров, накапливал, словно про запас, если вернется тепло, под крышами домов и носил по воздуху, бросая в лица прохожих.
Что изменилось с сентября? Наступил холод, и ждать второго бабьего лета безрассудно. Природа берет свое неизменно, и этот снег в начале ноября нужно принимать безоговорочно точно так же, как дождь в сентябре, футбольное судейство и смерть.
Копаев закончил это дело. Осталось за малым. Передать его штатному следователю и исчезнуть. Это случится сегодня.
Тоцкий, тот уже ничего не увидит и не узнает. Когда со дня его смерти исполнилось девять дней, Антон попросил Дергачева захватить себя к вдове и ее сыну. Молча посидел там час, выпил несколько раз по полстакана водки, попросил у нее фото майора, которому уже никогда не стать подполковником, и незаметно ушел.
Фотографию Тоцкого Антон положил в карман. Никто не должен знать его настоящих чувств, как не знал до сих пор. Все понты – они на стенах в конспиративной квартире в Екатеринбурге. На тех фото Антон вместе с людьми, которых никто не знает и не узнает никогда.
Из рапорта старшего оперуполномоченного Управления собственной безопасности ГУВД г. Екатеринбурга начальнику УСБ полковнику Быкову:
«Докладываю, что в ходе расследования уголовного дела № 173-Р/17 – 04 по факту убийства Резуна К. И. мне стали известны следующие факты.
Международной террористической организацией, филиал которой базируется на южных границах Российской Федерации, проводится крупномасштабная операция в отношении государственной власти России, направленная на подрыв государственного строя страны путем ликвидации государственных деятелей, противостоящих этому нашествию и пользующихся своим административным ресурсом.
Основными задачами МТО (международной террористической организации, название которой и руководство которой мне не известны поименно), являются:
1. Захват политической власти в регионах России, которые представляют особый государственный и стратегический интерес страны.
2. Переподчинение интересов населения России, ориентированных на демократические завоевания, деятельности новой общественно-политической формации, которую представляют эмиссары МТО, внедряемые в преступную среду российского криминального бизнеса.
3. Захват политической и экономической власти в России.
В связи с особой важностью и высокой сложностью проверки и реализации данной информации предлагаю перенаправить ее для реагирования и проверки по подследственности в Федеральную службу безопасности Российской Федерации».
Он поставил дату, подписался и посмотрел на часы.
Накинув куртку и смахнув со стола папку, он вышел в коридор и прошел по нему, молчаливо пустующему, до лестницы. До того места, откуда совсем недавно Дергачев возвращал блеснувшую маленькой звездочкой в непроглядной тьме Марию Райс.
И вдруг остановился. Нашарил в кармане рапорт, вынул и, пока шел к выходу, комкал его и мял, словно сбирался втереть в кулак.
На выходе, прицелившись, бросил в урну. Плотный кругляш бумаги, сыграв от обеих стенок, упал в ее нутро и исчез навсегда.
Менее всего Антону хотелось выглядеть наивным. Что станет с рапортом, не выбрось он его сам? В лучшем случае, он окажется в том же виде в урне начальника УСБ Быкова. Кто поверит в написанное человеком, которого выдернули из провинции разрешить дело, чтобы избежать кумовства на месте? Тогда почему не отправить бумагу в урну сейчас?
Копаева потом вызовут и спросят: «Какая твоя главная мечта, Приколов?»
«Мир во всем мире», – ответит он.
«Тогда зачем войну объявляешь? В тот момент, когда она уже ведется, враг уже почти разбит, мы стоим у его ворот, и не сегодня, так завтра запросит о пощаде?»
И будет выглядеть он дураком.
А на улице действительно холодно. Тоцкий был прав, когда утверждал, что с непокрытой головой в октябрьскую Москву лучше не соваться.
А в Екатеринбурге сейчас еще холоднее.
Зима наступает. Зима…