Кэтрин допила кофе.
– Не люблю я сидеть в каюте.
– Почему?
– Там газовый баллон. Пожара боюсь.
– Да, пожар на судне – самое страшное, что может случиться, – согласился Грифитс, задувая спиртовку. – Особенно если корабль подводный – субмарина. Ты просто не трогай баллон, газ не включай, и все будет хорошо. Лучше бойся морских мин-невидимок.
– Черт, я сегодня с утра про них в практическом смысле и не думала. Забыла, что эта гадость в море плавает.
– Если забываешь об опасности, значит, теряешь форму.
Журналистка спустилась по крутому деревянному трапу в тесную каюту, развернула створки трельяжа, расставила на узкой полочке косметику. Наводила красоту она быстро и умело, закрепляя волосы лаком. Женщина принялась рассматривать себя в зеркале и осталась довольна своим изображением.
– Красивая я баба, – подбодрила Кэт саму себя.
Когда журналистка вернулась на палубу, Грифитс уже стоял у штурвала. Впереди по курсу белели строения Латакии. Виднелись суда в порту. Картинка казалась вполне мирной. Кэтрин встала рядом с Грифитсом.
– А теперь запоминай, – сказал Джон. – С покупателем буду говорить только я. Лишних вопросов ему не задавай, а еще лучше молчи. Наговоришься, когда будешь брать интервью у адмирала Исмаиля. И, главное, не выказывай своего любопытства.
– Когда надо, я умею молчать как рыба.
– Надеюсь, так и случится.
Кэтрин всматривалась в берег.
– Подержи штурвал, – попросил Грифитс, отступая в сторону.
– Я плохо умею управляться с яхтой.
– Не прибедняйся. Главное, почувствовать судно. Это машина мгновенно реагирует на поворот руля, а яхта с опозданием. Так что крути штурвал осторожно, не разгоняйся.
– Попытаюсь.
Джон вскинул камеру на плечо и принялся снимать приближающийся город. Затем переключился на чаек, кружащих над волнами.
– Ты только посмотри, какие они гнусные твари, – говорил он Кэтрин и продолжал снимать. – Стоит одной из них поймать рыбу, как собратья тут же на нее набрасываются. В результате рыба не достается никому, падает в воду. И как они при таких взаимоотношениях умудряются выживать? А ведь с виду вполне милые создания.
– Люди тоже с виду – милые создания, но, когда им предстоит что-нибудь делить, глотки готовы перегрызть, – прокомментировала журналистка.
Отсняв перебивки с чайками, морем и видами Латакии, Грифитс перенял у Кэтрин штурвал и вошел в яхт-клуб. Яхта мягко ткнулась носом в автомобильные покрышки, висевшие на стенке.
На пирсе стояло знакомое такси. Грифитс поприветствовал водителя и удивленно спросил:
– Я же вам не сообщал, чтобы вы меня встречали. Связь не работала.
– Меня попросили вас встретить, – ответил таксист, распахивая дверцу перед Кэтрин. – Даже заплатили вперед и предупредили, что вы будете с дамой.
– Кто попросил? – уточнил Грифитс.
– Это было странно. Я, честно говоря, не видел его лица. К машине подошли и приказали не оборачиваться. Я уж плохое подумал, но все обошлось. Мы куда едем?
– В южный пригород. Место прежнее.
Грифитс аккуратно поставил в багажник камеру, треногу, пару световых приборов. Машина поехала.
Кэтрин до этого бывала лишь в порту и в центре Латакии, а потому с интересом осматривалась. Покинутый фешенебельный район поразил ее воображение.
– Тут можно короткий документальный фильм снять без единого слова комментария. Просто показать брошенные дома. Ты же заходил в них?
– Конечно.
– Я уже вижу план: кухня, а на столе брошенный завтрак. Чашки с остатками кофе, бутерброды-сухари с высохшим до стеклянного состояния сыром.
– Чашки с кофе по кухням стоят. Это я сам видел. А вот с бутербродами посложнее, их давно съели бродячие коты с собаками.
– Что, нам первый раз самим что-то в кадр подкладывать? – пожала плечами Кэт. – Главное, правильную музыку для озвучки подобрать, тревожную. Малер подойдет или Шнитке.
– Шнитке уже всем надоел, это дурной тон – озвучивать его музыкой документальники, – возразил Грифитс. – А идея ничего, неплохая лента может получиться по настроению. На фестивале наверняка попадет в одну из номинаций. Правда, от твоей идеи слегка плагиатом отдает.
– Кто-нибудь уже так снимал? – расстроилась Кэт.
– Про Чернобыль похожая лента была. Самое трогательное в ней – это брошенная кукла, ее наверняка киношники сами подложили, и рассыпанные ученические прописи в заброшенном классе школы.
– Приехали, – сообщил водитель. – Я вас, как всегда, здесь подожду. – Он негромко включил старое радио и стал крутить ручку настройки.
Кэт с Джоном выбрались из машины.
– Нам сюда, – показал Грифитс.
– Неуютное место, – оценила район Кэт. – Такое впечатление, что здесь даже днем бродят привидения, – сказала она, разглядывая следы от пуль на фасаде богатого особняка. – Похоже, здесь кого-то расстреляли.
– Привидения меня абсолютно не интересуют.
– Почему?
– Их нельзя снять на камеру, – улыбнулся Джон. – Пошли.
Они миновали бассейн, на дне которого ветер гонял сухую листву, вошли в дом.
– Я тебе сейчас стул найду. – Джон отыскал более-менее крепкий стул. – Ты легкая, тебя он выдержит. Сам бы я на такой сесть не рискнул.
– Спасибо, ты настоящий джентльмен. – Кэт села, забросила ногу за ногу.
Грифитс устроился рядом.
– А теперь не поворачивай голову, что бы ни случилось. Таковы правила игры.
С минуту сидели в молчании, наконец Кэт не выдержала.
– У меня уже шея болит. Ты не знаешь, почему, когда нельзя оборачиваться, так и тянет повернуть голову? Не сказал бы ты мне, я бы и не подумала крутить головой.
– Немного потерпи. Ждать приходится недолго.
– Это не опасно?
– Во всяком случае, до сегодняшнего дня все проходило мирно и спокойно.
Послышалось урчание двигателя.
– Ну вот, к нам приехали, – прокомментировал Грифитс.
Машина остановилась поблизости. Зазвучали шаги – хрустели камешки, которыми были высыпаны дорожки в дворике.
– Не оборачивайтесь, – приказал мужской голос.
– Я в курсе, – отозвалась Кэт.
Грифитс приложил палец к губам, показывая, чтобы журналистка лучше помолчала.
– Ты привез запись? – прозвучал вопрос.
– Естественно, она со мной. А деньги?
– Как всегда.
Джон привычно подал через плечо сверток с дисками. Он ожидал, что в руки ему передадут деньги, но этого не случилось. Его и Кэтрин одновременно схватили сзади, на головы натянули плотные полотняные мешки.
