Он с достоинством сел. Открыто, по-мужски взял кусок ветчины, хлеб. Налил всем пива. Молча выпили, молча принялись жевать.
– Ты из какого народа, Леонард? – утолив первый голод, спросил я его.
– Запорожский казак, – неохотно, но честно сказал он.
– Английский откуда знаешь?
– Был коком на английском судне, два года.
– Поварскому делу где обучался?
– Нигде. От рождения желание и способность имею. Кашеварил в курене
[3]
, хотя и был весьма молод.
– Есть отчего бегать по свету?
– Есть. Офицера убил. До смерти.
– Было за что?
– Значит, было. – Лицо его сделалось вдруг недобрым.
– ну и ладно. Ты не опасайся, мне говорить можно. А Леонард – ведь не совсем твоё имя? Мама-то тебя как звала?
– Левко.
Мы помолчали, занятые едой. Вдруг он спросил:
– А почему вы в последний раз кушаете?
– Не мы кушаем, Леонард. Это ты в последний раз здесь кормишь…
– Что это? Как это? – раздался вдруг визгливый, негодующий голос: хозяин подобрался к денежным гостям, да словечко услышал.
– Ты почему до сих пор не ушёл от этого господина? – не обращая внимания на хозяина, спросил я.
– Он мне деньги должен! – завопил человек. – Почти фунт! Он без документов, я его от полиции выручал! Пусть отрабатывает!
Леонард сник, опустил голову:
– Да, должен. Надо отработать…
– Нашёл бы хорошего купца, – послышался голос со стороны кучки матросов, – да и сел на корабль. Где бы он искал тебя с этим фунтом?
– Как это? – Леонард вскинул голову. – А совесть? Остаток жизни вором прожить?
– Так, хорошо, – я отодвинул от себя опустевшее блюдо. – Сбежать не можешь. Ну а принять помощь от доброго человека можешь?
Я достал и выложил на стол стоимость обеда и отдельно – ещё фунт.
– Вот уж не-ет! – снова влез хозяин. – Ваши деньги мне не нужны. Пока он должен – будет работать…
Бэнсон подцепил его локоть, подтянул к себе, сказал тихо:
– Тебя, думаешь, кто-то спрашивать станет?
Сгрёб монеты со стола, сунул их зануде в карман и легко оттолкнул.
– Да что же это! – зашипел тот, отскочив. – Полицию сюда! Где констебль?
Он было бросился к двери, но там его перехватили и шепнули что-то на ушко. Он встал, помотал головой, на дряблое лицо его полезла сладенькая улыбка.
– Где твои вещи? – спросил я Леонарда, вставая из-за стола.
– Кроме того, что на мне – ничего нет.
– Ну тем лучше. Идём.
Мы прошли мимо лучащегося счастьем хозяина, поспешно заворачивающего себя в широкий поварской фартук. Едва вышли за дверь, как он высунулся в окно и завопил на всю улицу:
– Эй, портовый люд, у кого голод, у кого жажда! Все сюда! У меня сегодня обедал Томас Локк, капитан «Дуката»!
– Вернёмся в гавань, – сказал я Бэнсону.
– «Дукат» – это что? – спросил Леонард. – Кажется, такая монета?
– Нет, это мой корабль. Новый, трёхмачтовый. Да сейчас придём – сам увидишь. Пойдёт с грузом в Индию и обратно. Порядки на нём – правильные. Матросов не бьют, потажем не кормят. Содержание человеческое. Одна беда – кока нет. Вернее, не было. Так что для нас обоих сегодня – счастливый день.
Леонард дёрнул себя за ус, потёр колючую голову, недоверчиво улыбнулся.
– Что касается камбузного хозяйства, – продолжил я. – Камбузов два. Большой, с двумя печами и, соответственно, двумя котлами – для команды. Маленький – офицерский. За ними – продовольственный склад. Всё камбузное оборудование и весь провиант – под началом одного лишь корабельного повара. Никто больше в эти помещения не входит. Да, и ещё – туда же выведен кран от баков с водой. А вот и «Дукат»! – воскликнул я, когда мы приблизились к краю пристани.
– Какой из них? – С детским почти любопытством, во все глаза Леонард рассматривал стоящие на рейде корабли.
– Вон от которого шлюпка отчаливает. Видишь? К нам идут.
– К нам? Откуда узнали-то?
– Марсовый всё время смотрит. Несомненно, нас ещё на подходе увидел.
– неужели каждый раз так? И никакого сигнала подавать не нужно?
– Да, так каждый раз. У меня хорошая команда. Сейчас тебя отвезут на борт. Там есть мистер Стоун. Это мой капитан. Скажи, что ты кок, послан Томом. Он даст тебе ключи от склада и камбуза. Всё осмотри, подсчитай и сам делай закупки. Стоун даст тебе деньги. Но то, что закупают для матросов на другие корабли – ты не бери. Мне не нужно мясо за пенс, но с червями. Если решишь, что работы для тебя много и тебе нужен провиантмейстер или баталер – сам подбери человека.
Подошла шлюпка. Наш новый кок хотел было уже спрыгнуть, но вдруг повернулся к Бэнсону и очень серьёзно сказал:
– Ты до странного сильный человек. Такие встречаются редко.
После этого он спрыгнул, шлюпка отошла, развернулась.
– Я – Бэнсон, – сказал сверху Носорог.
– А я – Леонард.
Как будто эти два непростых человека пожали друг другу руки.
РОГАТОЕ ЧУДИЩЕ
Пришёл день, когда я вдруг почувствовал, что громадное колесо дел и забот достаточно раскручено и может какое-то время катиться без меня. Теперь можно было отправиться в некое памятное место, которое так звало и манило меня. Место, уде в могучем, с толстыми стенами строении пылал багровый огонь, волнующий и прекрасный. Где были бочка с рыжей водой, клещи, молоты, наковальня. Мечта вновь увидеть всё это тем более полно охватила меня, что устроилось последнее заботившее меня дельце.
Однажды вечером, войдя в дом, я не услыхал за дверью салона привычного пчелиного гуда. Странно, но там стояла тишина. Как будто берсерки и гунны куда-то удалились, все разом. Я приоткрыл дверь. Нет, все здесь, и даже больше обычного! Молча мои матросы сидели и стояли в несколько кругов вокруг небольшой оттоманки, а на ней, поджав под себя одну ногу, сидел именователь острова Локк и что-то рассказывал голосом слабым, но ровным.
Шло время, я стоял вместе со всеми и внимательно слушал.
– Так заканчивается история Максрэтхауцеров, таинственных и ужасных, – произнёс наконец Генри.
Разом разбив тишину, матросы стали восклицать и хлопать в ладоши, а я, протиснувшись к оттоманке, крепко обнял своего драгоценного любителя книг.
На следующий день мы собрались в комнатке с подоконником: Нох, назначенный мной казначеем и хранивший здесь все наши деловые и торговые бумаги, два прежние владельца её – я и Генри, и, конечно же, близнецы. Мальчишки с жаром рассказывали, сколько постоялых дворов и книжных лавок они оббегали в славном городе Бристоле, и как выволокли, наконец, из одного книжного чуланчика недоумевающего, худого и бледного Генри.