– Монастырь в той стороне? – спросил матрос.
Его спутник кивнул. Ветер сорвал с него капюшон монашеского старого балахона. Ещё больше склонив обнажившуюся бритую голову, он шагнул вперёд. Под подошвой вытертой грубой сандалии затрещали смёрзшиеся стебли водорослей. Взобравшись по каменистому откосу на высокий гребень берега, они пошли прочь от моря, – без дороги, но в направлении явно хорошо им известном. Монах нёс объёмный тюк. Его спутник, несмотря на очевидную силу, был обременён одним лишь деревянным треугольным футляром. Голова его тоже была обрита, но он повязал её куском плотной ткани – на пиратский манер, с узлом под затылком.
К вечеру они достигли местности, где возвышались три большие горы. На средней, более низкой, а следовательно, достаточно скрытой от ветра и от случайного взгляда, белели стены монастыря.
– Вот и “Девять звёзд”, – сообщил монах бледному от усталости спутнику. – По моим подсчётам патер Люпус добрался сюда дня четыре назад. Теперь он окружил себя отрядом отборных бойцов, насторожился и ждёт.
– Нас? – хрипло спросил высокий матрос.
Монах кивнул.
– Но Альба, – после небольшой паузы снова проговорил матрос, – если ты уверен, что Люпус здесь, то почему ты не взял людей из Магриба и Плимута?
– Люди Магомеда и Абдуллы имеют восточную внешность. Их трудно было бы провезти. Пантелеус и его Серые братья для войны не годятся. Они просто учёные, хотя и безупречно надёжные люди. Принц Сова, как мне сообщили, плотно увяз в Плимуте. Там, хотя и с трудом, положили всю армию ван Вайера. Но сам Крошка исчез, и это очень нехорошо. Кроме того, в тайном обществе охотников за черепами оказались могущественные дворяне – с высокими титулами, богатые и даже из королевских придворных. Некоторые могут брать в пользование отряды из регулярной армии. Нет, люди Совы нужны там. А самое главное – нам нельзя появляться здесь со сколько-нибудь большим отрядом. На нас сейчас смотрят в несколько подзорных труб, и сам Люпус, поверь мне, в этот миг поспешно бежит на стены, чтобы взглянуть на нас лично. Увидев только двоих, он останется в монастыре. А вот если бы он хоть немного усомнился в своей безопасности, то шёл бы по одному из подземных ходов. А некоторые из них тянутся на десятки миль в разные стороны.
– На десятки миль? Но возможно ли это?
– Вообрази себе труд сотен рабов-смертников на протяжении пары веков.
Бэнсон замолчал, задумавшись. Потом снова сказал:
– Знаешь, Альба, мне что-то Люпус не кажется страшным злодеем. Всё время бегает, словно заяц.
– Ты, Бэн, совершенно ничего не знаешь о нём, – вздохнув, ответил монах. – И поверь мне, – одно это делает тебя счастливым. Но если будет желание – я тебе о нём расскажу.
– Когда? – заинтересованно спросил Бэнсон.
– Думаю – скоро. Сразу, как только нам удастся его убить.
– Нам?! Двоим?
– Нет. Мне – одному. Тебя я взял не для помощи, а для обучения. Здесь у меня будет возможность дать тебе урок, какой ты не сможешь получить ни от кого больше на этой земле.
– Какой урок, Альба?
– Как в одиночку справиться с гением злодейства и его тренированной армией.
– Когда начнём? – спросил Бэнсон.
– Уже этой ночью. И начнут они, поверь мне. Два человека выйдут из тайных люков, расположенных в этой стороне, – люди не из самых ценных в его отряде – и попытаются нас убить. А мы утром оставим два тела на видном месте и медленно двинемся к монастырю.
– Тогда что же, будем готовиться к ночи?
– Давай, Бэн, готовиться.
Они спустились с вершины холма в низину, где ютился чахлый лесок. Срубили и принесли наверх несколько маленьких елей. Ссекли со стволов ветви и сложили их высокой копной. Отдельно отложили четыре тонких и прочных ствола. Из остальных же развели огромный костёр.
– Альба, что это мы делаем? – поинтересовался, заслоняясь ладонью от жара, Бэнсон.
– Землю греем, – ответил монах. – Участок земли под костром сильно прогреется. Когда останутся угли, мы их присыплем песком, а сверху набросаем еловых лап. Над ними из четырёх стволов скрепим низкий шатёр и обтянем его куском парусины. Даже в сильный мороз в таком укрытии можно спать часа три – тепла будет предостаточно. Сейчас же – ранняя осень, хоть и с заморозком. Можно не вставать до утра.
– Но если за нами сейчас наблюдают, то мы не останемся в этом укрытии?
– Ни один считающий себя разумным человек не остался бы. Точно так же считают и те, кто сейчас смотрит на нас со стены. Но ты сразу завалишься и будешь спать. Дневной переход отнял у тебя много сил. А я лягу после того, как встречусь с двумя ночными гостями.
– А я?..
– …Будешь спать. И в полной, поверь мне, безопасности. В сторону моря здесь выходят два люка. Один – поближе к нам, в виде присыпанной землёй деревянной створки. Второй – подальше, в виде плоского камня. Люпус пошлёт двоих бойцов. Двоих, не больше. Из этих двоих один будет поопытней, и он будет главным. Он выползет из того люка, что ближе к нам, затаится и будет ждать, наблюдая, – сумеет ли второй подобраться к месту нашей стоянки. В случае удачи он к этому второму присоединится. Я встречу сначала опытного, и его тело оставлю на люке. Потом – второго, и его тоже оставлю на камне. К утру, чтобы выяснить, почему они не возвращаются, из люков обязательно выглянут. И поймут, что все тайные ходы мне известны. Тогда патер уйдёт в подземелье, за железную дверь. А мы будем спать и набираться сил. Уже темнеет, – Альба взглянул на свинцовое небо, – и костёр скоро догорит. Давай крепить шатёр и натягивать парусину.
– И можно будет спать совершенно спокойно? – осторожно уточнил Бэнсон.
– Ну если не сможешь одолеть остатки тревоги, то положи рядом взведённый арбалет. Только меня не застрели.
Оба негромко рассмеялись. Пока костёр догорал, достали уложенные ещё на корабле продукты и сытно поели.
Уже совсем стемнело, когда двое пришедших со стороны моря установили над бывшим костром своё временное жилище. Острыми кольями пришпилили к земле края растянутой парусины. Вытянув из-под балахона верную Кобру, монах неслышным шагом отправился в ночь.
Бэнсон залез в тёплую темноту шатра, поворочался, устраиваясь. Замер на несколько минут. Но потом торопливо привстал, на ощупь отыскал и открыл футляр с арбалетом. Скрипя рычагом, натянул тетиву, опустил в жёлоб болт, положил арбалет на живот, дугой ко входу, и только после этого задремал.
Проснулся он от запаха дыма. В складку парусины на входе проникал слабый солнечный свет. В эту же складку забирался и дым. Бэнсон, осторожно привстав, поднял в руке арбалет.
– Проснулся, Бэн? – послышался, совсем рядом, приветливый голос Альбы. – Выползай. Только стрелку свою из жёлоба убери.
Бэнсон высунул голову наружу, оторопело заморгал глазами. Было очень светло; солнце взошло час назад или больше. Монах неподвижно сидел возле небольшого костра.
