Книга Люди Солнца, страница 113. Автор книги Том Шервуд

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Люди Солнца»

Cтраница 113

Мирная и, как ни странно сказать, – неторопливая суета шуршала в огромном зале. Босоногие девчоночки в белом, шлёпая по тщательно отмытому полу, носили блюда от плит к столу. Женщины, уютно-домашние, стояли возле плит тесной стайкой. Носатый, тоже босиком, с закатанными до колен штанинами, гулко стучал пятками, переправляя из ледника на стол бочонок с грибами. Генри, о, наконец-то он покинул свой пост у печи в мебельной мастерской! – с неподражаемой почтительностью расположился на высоком, новеньком, сверкающем свежеструганной древесиной стуле с пюпитром, имея на этом пюпитре толстую тетрадь, в которую быстро, кивая в такт словам утончённого иностранца, что-то записывал.

– Это и есть повар французского короля? – с явным любопытством спросил Стив…

И вдруг оборвал себя на полуслове. Я уловил краем взгляда, что он вдруг становится ниже ростом. Быстро вернул взгляд с Поля-Луи – и да, – Стив медленно опускался на колено. Эвелин подходила к нему, и шли также Симония, жена Себастьяна, жена кузнеца Климента, Кристина Киллингворт и Анна-Луиза, – знакомиться.

– Вот так, – глухо сказал стоящий на колене Стив, – судьба даёт испытания. Я, трижды пытавшийся убить вашего мужа, теперь перед вами, и прошу не только прощения, но и гостеприимства.

Эвелин приблизилась, наклонилась над его седой головой и поцеловала в макушку.

– Мир вам, – негромко сказала она. – Будьте гостем.

Здесь я должен отвлечься и, пока все рассаживаются за столом, сообщить потрясшее меня наблюдение. Когда я смотрел на приближающихся к непростым гостям женщин, я увидел ЭТО. Из всех женщин, шедших по чистейше отмытому полу каминного зала, лишь Кристина Киллингворт сохранила свою девичью гибкость. А Эвелин в поясе была полна и округла, и с такими же щедрыми станами шли жена Себастьяна, и жена Климента, и Симония, которую обвенчал с Готлибом Серый лекарь ещё в «Девяти звёздах», и так же – Анна-Луиза! Поистине – аллегория плодородия! Какие-то есть в воздухе «Шервуда» невидимые «дрожжи жизни». Волшебно-изобильное место!

Далее последовал обед. Изумительно вкусный, удивляющий, прихотливый. И я был, признаться, несколько смущён тем, что Стив почти ничего не съел. Да, он вежливо пробовал, но видно было, что его состояние держит его в явной дали от застольных роскошеств. И, когда трапеза завершилась, он вдруг произнёс:

– Люди, которых Бог послал мне видеть в эту минуту! Если позволите мне сказать…

– Говори, Стив, – приободрил его я. – Здесь нет ни одного человека, кто был бы к тебе недоброжелателен. Говори.

– После дикой, изломанной жизни моей, оставшейся в прошлом, я горячо мечтаю провести остаток дней своих в монашеской келье. Я много и мучительно боялся – что обязательно для этого нужно исповедоваться, и не представлял, как можно рассказать чужому человеку, пусть даже священнику, то, в чём самому-то себе нет силы признаться. И вот сейчас, перед вами, так тепло принявшими меня, я хочу исповедаться. Меня толкнул к этому отчаянному поступку вот тот молодой человек, который умеет быстро писать в свою тетрадку. – Стив кивнул в сторону приподнявшегося за столом Генри. – Если у вас остались ещё чернила – запишите хоть немного из того, что я расскажу. Потому что, убеждён, вы не совсем знаете, какой человек был мальчишка Том Локк, корабельный плотник. Если позволите.

Жизнь остановилась в имении «Шервуд». Все, собравшиеся за столом, замерев, слушали беспощадно-откровенный рассказ бывшего пирата, не замечая, как текут час за часом.

– Вот и вся загадка, – закончил немного даже охрипший Стив, – кому вручаешь судьбу свою, бесу или же ангелу. Том сегодня выразил её в словах для меня. Он сказал: «Я создавал, а ты грабил». Но он так сказал, жалея меня. Потому что я… Да, грабил. Но не в этом ужас, разрывающий сейчас моё сердце. Потому что я ещё… Убивал.

И он смолк, прерывисто, шумно вздохнув. И в ту же секунду разом вздохнули несколько детишек «Шервуда», отпуская измучившее их напряжение. А Стив, привстав за столом, с багровым, перекошенным судорогой лицом, завершил:

– Вот. Простите…

И сел. И вдруг вздрогнули все – кто-то гулко уронил на стол ложку.

– Ой, – пискнул Тоб.

И, видя, что на секунду все лица повернулись к нему, встал и глядя в сторону Стива признался:

– В моей голове сложился стих для вас. Короткий.

И продекламировал:


«Как бешеный зверь,

Он нёс людям горе.

Их слёзы теперь -

В его приговоре».

Стив вздрогнул. Верхняя губа его взялась морщинами, приподнявшись к носу. Вздрогнул и я: это был мучительный оскал смертельно раненного животного. Взглянув на Тоба, я глухо сказал:

Добрый ты…

И вдруг кто-то из девочек, кажется, Грэта, громко и горько заплакала.

Чудо без маски

Тяжёлая минута была пережита, пройдена. После завтрака все, кроме тех, кто занялся столом и посудой, вышли во двор. Пятеро новых мальчишек, пришедших в гости, подошли ко мне и поблагодарили за невероятный обед. И, раз уж столько собралось сегодня гостей, я повёл всех показывать замок: Стива, портовых мальчишек, питомцев Гювайзена, Барта с Милинией, Быка, Тонну.

В любом помещении, куда бы мы ни зашли, струилась работа.

В «лесном» цейхгаузе мои матросы с «Форта» перекатывали и сортировали брёвна.

В лесопильне грохотал стальной огромный «паук».

Климент и Бубен в кузне, не обращая на нас внимания, добывали музыку из наковальни.

В гончарном цейхгаузе мастер как раз вынимал из печи посуду, обожжённую на второй раз, уже с глазурью, и Пит ещё горячие блюда расставлял на длинном столе. Мы, пришедшие, зачарованно перебирали их, любуясь узорами.

В стекольную мануфактуру нас не пустили: в час разлива расплавленного стекла там попросту запирали дверь.

Дошли до канатного цейхгауза, из которого слышалось пение. Заглянули. Пение смолкло, и старшина артели быстро встал и пошёл к нам, кивая на ходу и улыбаясь.

– А где наша малышка? – спросил он. – Где Ксанфия? Она так любит петь с нами.

– На кухне, – неуверенно солгал я.

(Ксанфия, по секрету от всех, с Дэйлом и Готлибом училась ходить на новой ножке. Было совместно решено, что она покажется всем остальным, только когда совершенно станет ходить не хромая.)

– А для чего вы поёте? – поинтересовался один из портовых мальцов.

– Чтоб канаты получались прочнее.

– Но какая связь между прочностью канатов и пением? – спросил заинтересованно Барт.

– Вся сила каната – в пряди! – кивнул ему мастер. – Если пальцы вытянут прядь достаточно длинную, без узелков, разрывов, сгибов конопляных волокон, утолщений – то и нить из таких прядей получится тонкая и очень прочная. Ну, потом из нитей вьют каболку, из каболки – малый шнур – линь, затем большой шнур – аксель, и – уже сам канат. Он может быть и немного тоньше обычного, но, если пряди тянули чистые, длинные, а это возможно только с хорошим настроением, которое даёт совместное пение, – то такой канат вдвое прочнее чем те, которые плетут на мануфактурах полуголодные, усталые, злые работники.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация