– А вы, значит, не полуголодные и не злые? – уточнил Барт.
– Юноша, – сказал ему мастер. – Я вам дам гинею, если вы найдёте во всём «Шервуде» хотя бы одного голодного или злого.
Мы все рассмеялись.
– Не будем отвлекать, – сказал я и повёл гостей дальше.
Прошли на второй этаж надстройки над каретным цейхгаузом. Здесь, в просторном и светлом бывшем цеху по изготовлению стрел, желтели новенькие высокие столы. За одним из них сидел наскоро кивнувший нам Брюс и что-то гнул из отполированной до блеска проволоки.
– Здесь – рукодельная мастерская, – сказал я, – а это – Брюс, командор этого помещения.
– Он – командор? – изумлённо спросил один из портовых. – Да он же даже младше меня!
– В «Шервуде» не смотрят на возраст. Если ты что-то умеешь делать хорошо – то ты имеешь такие уважение и награду, какие есть не у всякого взрослого. Вы Дэйла помните?
– Как не помнить!
– Ему всего шестнадцать. А он уже работает управляющим всего имения. Вот ту машину, которая внизу режет брёвна на доски, – он купил в Лондоне, нанял мастера, привёз, установил – в одиночку. Триста фунтов таскал с собой по городу, триста фунтов!
– Это сила, – переглянулись портовые.
– А вот здесь – самая волшебная мастерская, – сказал я, подойдя к следующему помещению на втором этаже каретного цейхгауза.
И, осторожно постучав, приоткрыл дверь.
– Входите, да! – послышался радостный голос. – Одну секундочку, закончу гранчик…
Рядом с мастером за столом сидел Шышок, и так же важно, едва взглянув на пришедших, продолжил точить медный брусок маленьким трёхгранным напильником.
И через полминутки гранильщик поднял голову и широко улыбнулся.
– О, детишки!
Но детишки не ответили на искренне-радостное приветствие. Во все глазёнки они смотрели на небывалое чудо – разложенные по щитам на стене золотые украшения. Блеск самоцветов кричал и метался.
– Это… золото?
– О, бесспорно. А вот смотрите, что сделал недавно мой ученик. – Гранильщик кивнул на Шышка и взял со стола длинную золотую цепочку. – Сам сделал, без единого моего прикосновения. Да, небезупречно, и придётся переплавлять – но сам!
– Сила! – сказал маленький гость и, шагнув к Шышку, неуверенно проговорил: – Ну ты это… Прости…
– Пустяки, – вспыхнул улыбкой маленький кривоносый Шышок. – Вот меня однажды в костоломке держали…
И тут за дверью раздался звонкий стук каблуков. Вошёл Гювайзен, громко сказал:
– Прошу прощений у уважаемый публика. Сейтшас мы идём иметь новый урок. Софсем новый наука, химий. И я котоф покасать чьюдо.
Разумеется, все поспешил за ним, и Стив, и Барт с Милинией, а я немного задержался. Наклонился к гранильщику и спросил:
– Можно ли изготовить новый золотой знак, тайно? Только рубинами выложить не ступени, а сердечко с крылышками? Хочу вручить двоим добрым людям.
Гранильщик кивнул и, взглянув на Шышка, сказал:
– Сегодня же начнём делать эскиз.
Кивнув в ответ, я поспешил за удаляющейся компанией.
На каменном плацу, очевидно, уже заинтригованные влекущим обещанием Штокса, стояли все наши. И девочки, и женщины «Шервуда», и Ламюэль с Фальконом, и Чарли, и Робертсон, и Носатый, и Готлиб с Дэйлом, и Генри, и Ксанфия.
– Чьюдо! – громогласно объявил Гювайзен. – Пыстро мне сапирайт дроф, веток, тряпка, соломка. Путет костьёр!
– И в чём «чьюдо»? – вполголоса буркнул Чарли.
Штокс услышал и, обернувшись к нему, сообщил:
– Оконь сажгу исдалека, пустыми руками.
Мы все недоверчиво переглянулись. Добровольные помощники принялись азартно носить солому, щепки, поленья. В центре плаца разложили из дерева небольшой шалашик, встали плотным кольцом. Штокс тщательно смял клубок соломы, угнездил его под щепками. Поправил пару поленьев. Отошёл. Сел на корточки, стал делать в сторону шалашика плавные пассы и что-то загадочно бормотать.
Секунды текли, и ничего не происходило. Кто-то нетерпеливо переступил с ноги на ногу, кто-то с явным сомнением переглянулся. Штокс, на мой взгляд – дурачась, пришепётывал и подвывал.
– Да что мы здесь… – недовольно сказал Носатый…
– О-а-а-а!! – заорал вдруг Чарли.
Да, я сам вздрогнул. Из серединки шалашика потёк дым! Вспух, разросся – и вдруг по соломе прыгнуло пламя.
– Не-ет, – оторопело протянул Носатый. – Невозможно…
Но огонь, разгораясь, уже плясал и пощёлкивал.
Штокс со стоном встал, распрямил затёкшую поясницу. Оглядел победно питомцев. Спросил:
– Чьюдо?
– О да! – сияя глазёнками, закричали ему дети.
– Это что же, – спросил не без страха Носатый. – Колдовство?!
– Никакой колтофства! Это химий! Просто наук!
– И в чём здесь наука? – спросили его из толпы.
– Дафайт ещё такой костёр телайт, – азартно распорядился раскрасневшийся Штокс.
Не прошло и минуты, и детишки наносили из дровяного склада новых щепок, пакли, соломы. Поодаль вновь сложили шалаш.
– Теперь смотреть! – попросил внимания Штокс. – Фот пумашка.
Он достал из кармана четверть листа обыкновенной белой бумаги.
– Фот глицеринус!
И на свет появился пузырёк с какой-то бесцветной жидкостью.
– И фот марганус!
Ещё один пузырёк – с бурым порошком.
– Наук химия – есть фсё и фсекта смешифать.
И Гювайзен, ловко скрутив из листа конус, высыпал в него порошок, а затем вылил бесцветную жидкость. Быстро завернул края бумаги и сказал:
– Фот так я стелать… потом я насаметно тля фсех спрятать это в соломка, и полошить соломка под щепка.
И он плавно опустил белый конус на солому.
– Глицеринус и марганус срасу вступать в великая питва! И фсекта они раскаляются до оконь.
Снова потянулись томительные секунды. И вот бок белого конуса потемнел, поплыло на нём коричневое пятно и стало расти. Как будто бумагу держали над свечкой. И так же, как от невидимой свечи, бумага скорчилась… и загорелась.
– Теперь мы фитим, что чьюда нет! И есть только наук, отшень сакатошный и интересный. Кто путет исучать химий?
Ребятишки завопили, запрыгали. Глаза их горели тем же азартом, что и глаза Гювайзена Штокса.
– Сила!! – громко воскликнул кто-то из портовых мальчишек.
– Есть ещё одна сила, – вдруг, добродушно улыбаясь, проговорил Ламюэль. – Но не сила науки, а сила веры.
Шагнув, он наклонился, перебросил горящую бумагу в горящий по соседству первый костёр. И убрал ещё и солому, отправив туда же. Теперь во втором шалашике оставались только голые щепки.
