Но Ярослав требовательно поманил меня, и я, не вполне понимая, что делаю, шагнул за ним. Снова облив раскалённую лавку холодной водой, он жестом показал мне лечь. И, когда я лёг, он, вытянув из ведра мокрый веник, стряхнул с него воду – и вдруг несколько раз несильно хлопнул им меня по спине и ногам. Горячий и мокрый жар до самых костей пробил тело. А мой русский друг бросил на камни ещё ковш воды и, мощно взмахивая, стал вколачивать в меня этот пар шлепками мокрых тяжёлых листьев. Что-то невыносимое происходило в этом аду, и я застонал. Но вдруг понял, что гибельная тяжесть этого жара – необъяснимо, непередаваемо, бесконечно приятна. А Ярослав сунул веник в ведро и, схватив ковш, несколько раз окатил меня прохладной водой из бочки. И здесь от наслаждения я хрипло, как зверь, зарычал. А он сдёрнул меня с лавки, вытянулся на ней сам и крикнул:
– Бери веник! Хлещи!
Выхватив из ведра мокрый и тяжёлый пук, я взмахнул и стал шлёпать.
– Сильнее! И пару дай!
Двигаясь, как в полуобмороке, я выбросил на камни ковш кипятку. И, не в силах дышать заменившей воздух раскалённой водой, заработал веником, едва не теряя сознание.
Через полминуты он крикнул:
– Хватит! За дверь!
И я, теряя последние силы, на подгибающихся ногах вывалился в морозное, сводящее с ума холодное счастье.
Минуту посидев рядом со мной, Ярослав спросил:
– Жить хорошо?
Я, бессильно улыбаясь, кивнул.
– Давай ещё раз!
И я, с ужасом спрашивая себя, что же я делаю, снова ввалился в ад.
И вот спустя ещё две минуты ада мы покинули пекло, и Ярослав крикнул:
– А вот теперь жить будет действительно хорошо!
И, схватив меня за руку, вытянул под чёрное небо, под обильно падающий снег – и толкнул в каменную чашу! Заполненную ледяной водой! Ледяная жидкая бездна накрыла меня с головой. Удар холода проломил меня до костей. Жгучие иглы ударили в тело. Судорожно раскрыв рот, я вынырнул. И в ту же секунду Ярослав прыгнул вниз сам, подняв столб брызг и блаженно охнув.
– Наверх! – скомандовал он.
И я, рванувшись побыстрее спастись из ледяных объятий, выметнулся, подняв волну, по вслепую найденным под водой деревянным ступеням.
И здесь я вдруг встал. Мне было тепло! И такое вот, невероятным способом приобретённое тепло было блаженством! Медленно, совершенно голый, раскинув руки, я шёл сквозь плотную пелену снега вокруг каменной чаши и говорил своим помутившимся от восторга сознанием: «Родился молодой бог! Родился молодой бог!»
Поймав меня за руку, Ярослав быстро втащил снова в пекло, но пару добавлять не стал. Окатив меня водой с хвоей, вывел в предбанный квадрат и сказал:
– Простыню накинь, просохни и одевайся. – И кивнул своим матросам: – Ну, братцы, с Богом!
Тогда, тяжело шлёпая босыми ногами, азартно и быстро все направились в пекло.
Я закрыл глаза и, качаясь на неведомой лодочке, поплыл по морю счастья.
– Вот теперь ты точно знаешь, что жить – хорошо! – весело сказал Ярослав.
Раскрыв глаза, я улыбнулся. Спросил:
– Что ж они с нами не мылись? Место много. А они сидели здесь, ждали.
– Э, Томас! – смеясь, ответил он. – Бояре не парятся с мужиками!
Кое-как натянув одежду, я вышел за ним под совершенно не чувствуемый холод, под снег.
В каминном зале я остановился с таким лицом, что все примолкли. Встретив взгляд Эвелин, я сказал:
– Выше счастья… Выше блаженства…
Она, смеясь, подошла, взяла, как ребёнка, за руку и подвела к моему месту. Я сел, без смысла перебирая руками, поискал приборы. Власта принесла и поставила передо мной глубокую миску с поднимающимся над ней паром. Ещё не понимая, в чём дело, я склонился и вдохнул оглушивший меня аромат. Поднял голову. В глазах соткалась слеза.
– Что это? – шёпотом спросил я.
(В точности так, как сделала не так давно моя смерть. А именно – тот, кто разделял такой аромат с маленькой Адонией в замке «Девять звёзд», а потом ночью в Мадрасе метал в меня визжащее от предвкушения моей крови железо, – Ци Регент.)
– Стерляжья уха, – так же шёпотом ответствовала Власта, выкладывая на стол тяжёлую серебряную ложку.
– Баня – это действительно так хорошо? – спросила Власту Эвелин.
– О, да. Жаль, что ты сможешь испытать это не раньше, чем через год. Во время беременности это делать нельзя. А вот Алис и Луиза узнают уже сегодня.
– Эвелин! – негромко произнёс я. – Извини, что не получается тебя не дразнить. Но это великолепнее самой вкусной сигары.
– Ты лет на пять помолодел, Томас! – сказала она, восторженно улыбаясь.
Взявшись за ложку, я тут же её отложил: в зал вошли Себастьян с семьёй и раскрасневшийся, взволнованный Готлиб. Так же раскраснелась и была взволнована и Симония. Эвелин и Власта тотчас устроили их за столом, посадив рядом. Себастьян с женой сели напротив, а сын и дочка немедленно попали в доброжелательное, бурное веселье детской компании, которая затеяла какую-то игру в куклы, расставляя фигурки, сделанные из соломы, на остывших уже бочонках с воском.
– Мистер Шервуд, – спросил меня Себастьян. – Не могу не полюбопытствовать, что это такое?
И он показал на стоявшее в прикаминном углу чудо. Да. Пока я метался из пекла в холод, Робертсон и Носатый соорудили из обрезков бревна манекен, на который надели, как на человека, доспех. Рыцарские латы стояли в углу и сверкали полированной сталью, и казалось, что здесь стоит живой рыцарь.
– Хранитель замка, – ответил я, улыбаясь. – Неизвестно, сколько лет он пролежал в земле, в бочках, но сегодня геройские малыши откопали его и подарили возможность вновь видеть свет.
– Это я, я!! – завопил, вскочив ногами на лавку, Чарли. – Я – геройский малыш! И ещё Тёха, Баллин и Гобо!
– Ах вот как, – нарочито насмешливо произнёс я. – По-твоему – совсем не герой тот, кто нашёл место?
– Это – да, – притихнув и спрыгнув с лавки, согласился он. – Место нашёл ищейка по золоту, а мы подсмотрели.
И он взглянул в сторону западной стены, где был растянут на гвоздиках огромный, в рост человека холст, на котором Тай только что закончил вычерчивать чёрно-красный план замка.
– Кто это – «ищейка по золоту»? – спросил Себастьян.
– Мистер Тай, – встав и протянув руку, представил я его. – Самый загадочный из всех людей, встреченных мною в жизни. Бесспорно и очевидно, что золото само лезет к нему в руки, шевелясь и разворачивая землю. Сегодня он нашёл вот эти латы, закопанные глубоко. А вот, например, что он нашёл вчера.
И я сопроводил жестом действия Омелии, Грэты и Файны, которые расставляли перед новоприбывшими гостями золотые приборы.
