— Тебя нет! Нет тебя там! Там вакуум, космос, бесконечная Вселенная, в которой тебя даже не найти! — стало чуть теплее, терять было уже нечего, сил все равно не оставалось, они тоже близки к нулю в отсутствие источника для их подзарядки. — И здесь тоже нет — человечество осталось без присмотра. Никого нет!
Чего еще бояться? Что настигнет кара господня? Так это уже произошло. Или эта кара сейчас выскочит из снежного вихря белым плотным комом на четырех ногах и вцепится зубами в горло! Тоже вариант. Силы природы глухи, если уж обращаться, то к какому‑то подобию человека, а другого адресата для такого послания Алексей не знал. Когда против тебя буквально всё, и проклятие будет также всеобъемлющим!
Закрыв глаза, чувствуя на своем лице, казалось, каждую режущую грань замерзших кристалликов воды, Алексей продолжал отводить душу, ругая и себя за забывчивость, и пустые небеса, и людей, между поселениями которых он застрял в неизвестности, не принадлежащий уже ни к одному из них.
— Я сдаться должен?! Сложить лапки, да еще сам в сугроб закопаться? Потому что кто‑то или что‑то оказалось сильнее… Сейчас пойду дальше, и еще посмотрим, насколько меня хватит!
Пока вопреки обещаниям не хватало ни на один шаг. Ветер заносил снегом неподвижного, застывшего посреди поля человека, за несколько минут исчезли и следы позади, будто он появился здесь ниоткуда. Полная темнота окутывала со всех сторон, кожу царапали невидимые иглы. Алексей зажмурился, потому что перед ним все равно не было того лица, в которое можно взглянуть без страха или, наоборот, перепугавшись до смерти. Просто холод постепенно отнимет силы, отберет сознание, остановит сердце, и больше ничего не будет. Крепко стоя обеими ногами на земле, веришь лишь в то, что можно увидеть собственными глазами. А не видно ни хрена! Чтобы не остаться в полном одиночестве — не быть единственным идиотом на десять квадратных километров! — стоило хоть на короткое время выдумать себе компанию, да и препятствий на пути оказалось столько, что поневоле поверишь в разумное вмешательство, в чей‑то протест. И ответишь на него собственным!
Обледеневшие губы еще шевелились, а отрицание самого существования Бога звучало не менее горячо и искренне, чем молитва верующего в него… Алексей осознавал это, ветер уносил кроме слов еще и смех, но остановиться было уже невозможно — лишь этот поток красноречия согревал, позволял еще держаться и не рухнуть в снег.
— Я верю в теорию Большого взрыва, но никаких высших сил не существует! Есть законы физики, есть сила притяжения, магнитные поля… Черт! Почему я забыл этот сраный прибор, который и работает с этим самым полем?! И я не поверю ни во что другое. Я сам! Сам лажанулся, а не кто‑то помог, тот, который следит за соблюдением своих устаревших руководящих указаний из десяти пунктов! Плохо следит, я нарушил их все.
Сам… Ему показалось или кожа лица перестала чувствовать боль? Вероятно, перестала уже чувствовать вообще что‑либо! Алексей попытался открыть глаза, но ресницы смерзлись, лед закрыл их тонкой коркой, пришлось протирать рукой. Колючие снежинки больше не носились вокруг, словно жалящие насекомые, только облачко пара от сбившегося дыхания быстро таяло в воздухе, метель закончилась. Он поднял голову. Будто по линейке прочерченная, граница снеговой тучи уходила за лес. И сам лес теперь отчетливо виднелся на ее светлом фоне… Не так уж далеко.
Алексей плюнул, отметив, что, поскольку плевок еще не замерзает на лету, жить можно. И нужно! Над головой было иссиня–черное небо с несчитанной уймой светящихся точек, прозрачное насквозь… словно вся космическая стужа беспрепятственно опускается прямо на него. А чего он ждал от небес? Там ведь пусто, холодно. Отсюда и до самых далеких звезд.
«Проорался? Легче стало? Кажется, да… Всех монстров на километр вокруг распугал, хоть ветер дует с реки, соседи далеко, не услышали. А то бы уже снаряжали в поход дежурного психиатра! Нервы ни к черту».
Едва теплая вода душа показалась горячей после стылого леса наверху, капли громко стучали по эмалированному поддону, вызывая головную боль. Слишком замерз. Слишком устал. Нужно хоть немного согреться и идти спать, долго он в таком режиме не продержится. Глаза закрываются, он уже спит и видит сон — порождение тоски и безысходности… Лена… Здесь? Да, Лена, едва заметно улыбаясь, молча смотрит, будто в ожидании, чем же закончится эта его нерешительность. Длинные волосы, липнущие к плечам, капельки на коже, блестящие пухлые губы… Алексей сделал шаг к ней, забыв обо всем, целовал девушку, уже не замечая воды с примесью ржавчины, чувствуя только мокрое тело в своих объятиях. Ни одной разумной мысли, лишь отдельные слова: сладкая… сейчас… Неустойчивое равновесие придавало ощущениям остроты, вода лилась сверху, делая их соприкосновения скользящими, ласкающими. Нужное слово, наконец, нашлось, единственное и определенное: моя. Произнес ли он это вслух, чтобы и самому поверить? Похоже на то, причем не один раз, в такт движениям, слишком быстрым, слишком нетерпеливым… Благодарные сладкие поцелуи, горький вкус воды, которая смывает последние следы с их тел, остается только чувство удовлетворения.
Алексей открыл глаза. Вода стала совсем холодной и все так же отдавала ржавчиной старой трубы, уходила в сливное отверстие, унося с собой всё, включая иллюзии. Отвратительное послевкусие… Но он снова будет желать этого. Только не так, не с риском разбить голову об пол, когда заснул прямо под душем. Оглядываясь вокруг, Алексей даже искал какого‑то подтверждения, уж слишком близко к обстановке всё привиделось. Но кафель был ледяным, к нему не прижималось только что горячее тело, может, еще и поискать следы коготков на собственной спине? Настоящая шизофрения. Впрочем, нормальными условия жизни и не назовешь: один в пустом бункере. Есть, от чего сойти с ума. Или от кого.
Возможно, ощущение этакой мощи в руках должно пробуждать какие‑то чувства, но Алексей видел всего лишь сыпучий порошок, к тому же неудобно упакованный. Части должны быть более мелкими, иначе их просто не подложить под кирпичи и в щели крыши — точнее он рассчитает, когда нарисует на бумаге план. Настоящая сила разрушения заключена не здесь, и не обвалившийся кусками бетон послужит причиной смерти многих. Для детонации — всего этого, всего замысла в целом — потребовались только воля и решительность. Они сильнее любой взрывчатки, неужели Алексей сам уже утратил эти качества?! Нет, еще нет.
Все‑таки влип по самое некуда! И выполняет приказ этого старого манипулятора, которому сам расчистил путь. Сам! Собственными руками, убрав с дороги Нестерова, посадил на престол нового Главного. Cui prodest? Кому выгодно? Теперь уже никому. Алексей не находил в планах Грицких изъяна, сам не придумал бы лучше. А свою ошибку видел только в одном: хотел обрести новую цель, а стал средством. Он слишком поспешил подать знак? Ключ на белом снегу… Мог ли поступить иначе? И сейчас он все‑таки падает вниз, окончательно соскальзывая во тьму. Лена могла помочь, но отказала в помощи. Больше ничто не удерживает. Ничто?
И все же именно в его руках сейчас власть и сила… Он сам распоряжается ею, сам, от начала и до конца. Сам начал эту игру и сам должен… Алексей смотрел на собственные ладони, исцарапанные, в двух местах обожженные паяльником, кожа пальцев потрескалась от холода. На правом запястье еще заметны желтоватые синяки от зубов хищной твари. Мутант мог просто отгрызть эту руку, но этого не случилось, обошла стороной и угроза замерзнуть насмерть в том снежном буране, потерявшись на просторах аэродрома. Злость снова закипала: никто не помешает ему и не направит, ни Главный Привратник, ни сам Господь Бог. Власть — слишком приятная вещь, чтобы ее уступить и ею делиться. А попробовав хоть раз, захочется ощутить ее вкус снова и снова.
