– Перестань каркать. Мы проскользнем, вот увидишь. Вниз
по реке тоже тянутся толпы людей, у каждого парома будет то же, что и здесь,
все лодки, вероятно, уже захапали. Поехали вверх, против течения, не бойся, я
переправлю тебя хоть на колоде.
– Тот берег едва виден!
– Прекрати ныть. Я сказал – переправлю.
– А ты?
– Забирайся на лошадь. Поговорим в пути. Эй, ты что!
Только не с мешком! Хочешь, чтобы у Плотвы спина переломилась?
– Это Плотва? Но Плотва же была гнедой, а эта
каштановая.
– Все мои лошади зовутся Плотвами. Ты прекрасно знаешь
и перестань болтать. Я сказал – выкинь мешок. Что у тебя там, золото?
– Рукописи! Стихи! И немного жратвы…
– Выкинь в реку. Напишешь новые. А едой я поделюсь.
Лютик сделал жалостливую мину, но раздумывать не стал, а с
размаху кинул мешок в воду. Запрыгнул на лошадь, устраиваясь на вьюке,
схватился за Геральтов пояс.
– Вперед, вперед, – торопил он. – Нечего
терять время, Геральт, давай – в лес, прежде чем…
– Перестань, Лютик, твоя паника начинает передаваться
Плотве.
– Не смейся. Если б ты видел то, что я…
– Заткнись, дьявольщина. Едем, я хочу до темноты
обеспечить тебе переправу.
– Мне? А ты?
– У меня есть дела по эту сторону.
– Да спятил-то, кажись, ты, Геральт. Тебе что, жизнь не
мила? Какие еще дела?
– Не твоего ума… Я еду в Цинтру.
– В Цинтру? Нет уже Цинтры.
– Ты что это?
– Нет, говорю, Цинтры. Есть пепелище и куча камней.
Нильфгаардцы…
– Слезай, Лютик.
– Что?
– Слезай! – Ведьмак резко обернулся. Трубадур
взглянул ему в лицо и мигом слетел на землю, отступил на шаг, споткнулся.
Геральт слез медленно. Перекинул поводья через голову
кобылы, минуту стоял в нерешительности, потом вытер лицо, не снимая перчатки.
Присел на край ямы, оставшейся от вывороченного куста свидины с
кроваво-красными плодами.
– Иди сюда, Лютик, – сказал он. – Садись и
рассказывай, что с Цинтрой. Все.
Поэт сел.
– Нильфгаардцы вошли туда через перевал, – начал
он после недолгого молчания. – Тысячи. Окружили армию Цинтры в долине
Марнадаль. Разгорелся бой, длившийся целый день от зари до ночи. Люди из Цинтры
яростно сопротивлялись, но их наполовину перебили. Король погиб, и тогда их
королева…
– Калантэ.
– Да. Не допустила паники, не позволила оставшимся
разбежаться, собрала вокруг себя и знамени, кого только смогла, они прорвались
сквозь кольцо, выбрались за реку к городу. Кто сумел.
– А Калантэ?
– С горсткой рыцарей защищала переправу, прикрывала
отступление. Говорили, билась, как мужчина, кидалась, словно сумасшедшая, в
самый водоворот. Ее искололи пиками, когда она мчалась на нильфгаардскую
пехоту. Тяжелораненую, вывезли в город. Что в манерке, Геральт?
– Водка. Хочешь?
– Пожалуй.
– Продолжай, Лютик. Говори все.
– Город в принципе не защищался, осады не было, уж
некому было стоять на стенах. Остатки рыцарей с семьями, вельможи и королева…
забаррикадировались во дворце. Нильфгаардцы взяли дворец с ходу, их маги в пыль
раскрошили ворота и часть стены. Не поддавался только донжон, видимо, был сильными
чародеями заговорен, потому что сопротивлялся нильфгаардекой магии. И все же
через четыре дня нильфгаардцы ворвались в покои. Но не застали никого живого.
Никого. Женщины убили детей, мужчины убили женщин и кинулись на мечи либо… Что
с тобой, Геральт?
– Продолжай, Лютик.
– Либо… как Калантэ… Головой вниз с балкона, с самого
верха. Говорят, просила, чтобы ее… Никто не хотел. Тогда она доползла до
балкона и… головой вниз. Рассказывают, с ее телом делали ужасные вещи. Не хочу
об этом… Что с тобой, Геральт?
– Ничего, Лютик… В Цинтре была… девочка. Внучка
Калантэ, лет десяти-одиннадцати. Ее звали Цири. О ней слышал что-нибудь?
– Нет. Но в городе и дворце была жуткая резня, и почти
никто не уцелел. А из тех, кто защищал башню, не выжил никто, я же сказал.
Большинство женщин и детей из самых знатных родов были именно там.
Ведьмак молчал.
– Калантэ, – спросил Лютик. – Ты знал ее?
– Знал.
– А девочку, о которой спрашиваешь? Цири?
– И ее знал.
От реки понесло ветром, по воде пошла рябь, ветер рванул
ветки. С них мигочущей пылью полетели листья. «Осень, – подумал
ведьмак. – Снова осень».
Он встал.
– Ты веришь в Предназначение, Лютик?
Трубадур поднял голову, глянул на него широко раскрытыми
глазами.
– Почему ты спрашиваешь?
– Ответь.
– Ну… верю.
– А знаешь ли ты, что одного Предназначения мало? Что
надобно нечто большее?
– Не понимаю.
– Не ты один. Но так оно и есть. Надо нечто большее.
Проблема в том, что я… Я уже никогда не узнаю, что именно.
– Что с тобой, Геральт?
– Ничего, Лютик. Давай садись. Едем, день пропадает.
Как знать, сколько времени нам потребуется, чтобы найти лодку, а лодка нужна
будет большая. Не оставлять же Плотву.
– Переправимся вместе? – обрадовался поэт.
– Да. На этом берегу мне уже искать нечего.
Глава 9
– Йурга!
– Златулина!
Она бежала от ворот, развевая выпроставшимися из-под платка
волосами, спотыкаясь, крича. Йурга бросил вожжи слуге, спрыгнул с телеги,
помчался навстречу, ухватил ее за талию, крепко поднял, закружил, завертел.
– Я приехал, Златулинка! Вернулся!
– Йурга!
– Вернулся! Эй, раскрывайте ворота! Хозяин вернулся!
Эх, Златулинка!
Она была мокрая, пахла мылом. Видимо, стирала. Он поставил
ее на землю, но и тогда она, вцепившись, не отпускала его, дрожащая, теплая.
– Веди в дом, Златулина.
