– Так поскорее начни скрывать, Доррегарай, –
сказала она. – Особенно перед Недамиром и рубайлами, которые подозревают,
что ты намерен помешать им прикончить дракона. Пока ты лишь болтаешь, они
смотрят на тебя как на неопасного маньяка. Но как только попытаешься что-либо
предпринять, они свернут тебе шею, ты и охнуть не успеешь.
Чародей пренебрежительно усмехнулся.
– Кроме того, – продолжала Йеннифэр, –
проповедуя такие взгляды, ты подрываешь основы нашей профессии и призвания.
– Это чем же?
– Свои теории ты можешь прилагать к любым существам и
червям, Доррегарай, но только не к драконам. Ибо драконы – естественные
наисквернейшие враги человека. И речь идет не о деградации человеческой расы, а
о самом ее существовании. Чтобы выжить, надо расправиться с врагами, с теми,
кто может свести на нет самое возможность выживания.
– Драконы – не враги человека, – вставил Геральт.
Чародейка взглянула на него и улыбнулась. Одними губами.
– Об этом, – сказала она, – предоставь судить
нам, людям. Ты, ведьмак, создан не для оценок. Ты создан для работы.
– Как заводная, безвольная игрушка?
– Это твои слова, не мои, – холодно ответила
Йеннифэр. – Но сравнение точное.
– Йеннифэр, – сказал Доррегарай, – для
женщины с твоим образованием и твоего возраста ты высказываешь поразительные
глупости. Почему именно драконов ты считаешь основными врагами людей? Почему не
других, во сто крат более страшных существ, на совести которых гораздо больше
жертв, чем у драконов? Почему не хирикки, вилохвосты, мантихоры, амфисбены или
грифы? Почему не волки?
– Скажу почему. Преимущество человека перед другими расами
и видами в том, что его борьба за соответствующее место в природе, за жизненное
пространство может быть выиграна лишь тогда, когда он окончательно исключит
кочевой образ жизни – переходы с места на место в поисках пищи, следуя
календарю природы. Иначе он не достигнет нужного темпа прироста, человеческое
дитя слишком долго не обретает самостоятельности. Только находящаяся в
безопасности за стенами города или крепости женщина может рожать в нужном
темпе, то есть ежегодно. Плодовитость, Доррегарай, – это прогресс, условие
выживания и доминирования. И тут мы подходим к драконам. Ни одно чудовище,
кроме дракона, не может угрожать городу или крепости. Если драконов не
уничтожить, люди ради безопасности станут распыляться, вместо того чтобы
объединяться, потому как драконье пламя в густозастроенном поселке – это
кошмар, это сотни жертв, это ужасающая гибель. Поэтому драконы должны быть
выбиты до последнего, Доррегарай.
Доррегарай взглянул на нее, странно улыбнулся.
– Знаешь, Иеннифэр, не хотел бы я дожить до того часа,
когда осуществится твоя идея о царстве человека, когда тебе подобные займут
надлежащее им место в природе. К счастью, до этого дело никогда не дойдет. Уж
скорее вы все друг другу глотки перегрызете, перетравите, передохнете от дурмана
и тифа, ибо грязь и вши, а не драконы угрожают вашим изумительным городам, в
которых женщины рожают ежегодно, но только один новорожденный из десяти
доживает до одиннадцатого дня! Да, Иеннифэр, плодовитость, плодовитость и еще
раз плодовитость. Займись, дорогая моя, деторождением, это более естественное
для тебя занятие. Оно займет у тебя время, которое сейчас ты бесплодно тратишь
на придумывание глупостей. Прощай.
Пришпорив коня, чародей направился к голове колонны.
Геральт, кинув взгляд на бледное и искаженное яростью лицо Иеннифэр, заранее
посочувствовал колдуну. Он знал, в чем дело. Йеннифэр, как и большинство
чародеек, была стерильна. Но, как многие чародейки, страдала от этого факта и
на упоминание о нем реагировала совершенно дико. Доррегарай, вероятно, знал об
этом. Однако, скорее всего, не предполагал, насколько она мстительна.
– Накличет он себе хлопот на голову, – прошипела
Йеннифэр. – Ох, накличет. Будь осторожнее, Геральт. Не думай, что, ежели в
случае чего ты не проявишь рассудительности, я стану тебя защищать.
– Не волнуйся, – усмехнулся он. – Мы, то есть
ведьмаки и безвольные игрушки, всегда действуем рассудительно. Поскольку
однозначно и четко помечены границы возможного, в пределах которых мы можем
действовать.
– Ну, ну, смотри. – Йеннифэр, все еще бледная,
взглянула на него. – Ты обиделся, как девочка, которую обвинили в утрате
невинности. Ты – ведьмак, и этого ничем не изменить. Твое призвание…
– Прекрати, Йен, меня начинает мутить.
– Не говори со мной так, ведьмак. А твои тошноты меня
мало интересуют. Как и прочие реакции из ограниченного ведьмачьего
ассортимента.
– Тем не менее некоторые из них тебе придется увидеть,
если ты не перестанешь потчевать меня байками о возвышенных предназначениях и
борьбе во благо людей. И о драконах, ужасных врагах племени человеческого, я
знаю больше.
– Да? – прищурилась чародейка. – И что же ты
такое знаешь, ведьмак?
– А хотя бы то, – Геральт не обратил внимания на
резкое, предостерегающее дрожание медальона на шее, – что если б у
драконов не было сокровищ, то никакая собака, не говоря уж о чародеях, не
заинтересовалась бы ими. Даже странно, что при каждой охоте на дракона
неподалеку обязательно крутится какой-нибудь чародей, крепко связанный с
гильдией ювелиров. Например, ты. И позже, хотя на рынок должны, казалось бы,
посыпаться камни и камушки, они почему-то туда не попадают и их цена не падает.
Не рассказывай мне сказочки о призвании и борьбе за выживание расы. Я слишком
хорошо и слишком долго тебя знаю.
– Слишком долго, – повторила она, зловеще скривив
губы, – это уж точно. Но не думай, что слишком хорошо. Ты, сукин сын.
Черт, до чего ж я была глупа. А, иди к дьяволу! Видеть тебя не могу!
Она хлестнула вороного, помчалась вдоль колонны. Ведьмак
сдержал коня, пропустил телегу краснолюдов, рычащих, ругающихся, высвистывающих
что-то на костяных свирелях. Между ними, развалившись на мешках с овсом и
побрякивая на лютне, возлежал Лютик.
– Эгей! – орал Ярпен Зигрин, сидевший на козлах,
указывая на Иеннифэр. – Чтой-то там чернеет на дороге? Интересно, что?
Похоже на кобылу.
– Несомненно! – ответствовал Лютик, сдвигая на
затылок сливового цвета шапочку. – Кобыла! Верхом на мерине! Невероятно!
Ярпеновы парни затрясли бородами в хохоте. Иеннифэр сделала
вид, будто не слышит.
Геральт остановил коня, пропустил лучников Недамира. За
ними, на некотором удалении, ехал Борх, а следом – зерриканки, образуя
арьергард колонны. Геральт дождался, пока они подъедут, повел свою кобылу бок о
бок с лошадью Борха. Ехали молча.
