– Отдышись, человече, – сказал Гилленстерн,
засовывая большие пальцы за золотой пояс.
– Дракон! Там дракон!
– Где?
– За ущельем… На равнине… Господин, он…
– По коням! – скомандовал Гилленстерн.
– Нищука! – рявкнул Богольт. – На телегу!
Живодер, на коня и за мной!
– В галоп, парни! – завопил Ярпен Зигрин. –
Галопом, мать вашу так!
– Эй, погодите! – Лютик забросил лютню за
спину. – Геральт, возьми меня на коня!
– Прыгай!
Ущелье окончилось россыпью светлых камней, все более редких,
образующих неправильную окружность. За ними местность мягко понижалась,
переходя в поросшую травой, слегка холмистую луговину, со всех сторон замкнутую
известняковыми стенами, в которых зияли тысячи отверстий. Три узких каньона,
устья высохших потоков, выходили на луговину.
Богольт первым доскакал до каменного барьера, резко осадил
коня, поднялся на стременах.
– О зараза, – сказал он. – О чертова зараза.
Этого… этого не может быть!
– Чего? – спросил Доррегарай, подъезжая. Рядом с
ним Иеннифэр, спрыгнув с телеги, налегла грудью на каменную глыбу, выглянула,
попятилась, протерла глаза.
– Что? Что такое? – крикнул Лютик, выглядывая
из-за спины Геральта. – Что такое, Богольт?
– Дракон-то… дракон… золотой.
Не больше чем в ста шагах от каменной горловины ущелья, из
которого они только что вышли, у дороги, ведущей к северной части каньона, на
куполообразном невысоком холме сидело существо. Оно сидело, изогнув правильной
дугой длинную изящную шею, склонив узкую голову на выпуклую грудь, оплетя
хвостом передние выпрямленные лапы.
Было в этом существе, в его позе что-то невообразимо
грациозное, что-то кошачье, что-то противоречащее его явно змеиной родословной.
Несомненно, змеиной. Ибо существо было покрыто слепящей глаза золотой чешуей с
четким рисунком. Да, существо, сидящее на холме, было золотым – золотым от
острых, зарывшихся в землю когтей до конца длинного хвоста, слегка шевелящегося
меж покрывающих холмик растений. Глядя на них огромными золотыми глазами,
существо расправило широкие золотистые нетопыриные крылья и так сидело,
неподвижное, как бы требуя, чтобы им любовались.
– Золотой дракон, – шепнул Доррегарай. –
Невероятно… Живая легенда!
– Не существует в мире, чертова мать, золотых
драконов, – заявил Нищука и сплюнул. – Я-то знаю, что говорю.
– А что же в таком случае сидит на холме? – трезво
спросил Лютик.
– Обман какой-то…
– Иллюзия…
– Это не иллюзия, – сказала Иеннифэр.
– Это золотой дракон, – проговорил
Гилленстерн. – Самый настоящий золотой дракон.
– Золотые драконы бывают только в легендах!
– Перестаньте, – вклинился Богольт. – Нечего
дергаться! Любому болвану ясно, что это золотой дракон. Да и какая разница,
милсдари, золотой, синий, пегий в крапинку или клетчатый? Он невелик, уделаем
его в момент. Живодер, Нищука, разгружайте телегу, вытаскивайте снаряжение.
Тоже мне разница – золотой не золотой.
– Есть разница, Богольт, – сказал Живодер, –
и большая. Это не тот дракон, на которого мы охотимся. Не тот, подтравленный
под Голопольем, который сидит в яме на драгоценностях и золоте. А этот сидит
только на собственной заднице. Так на кой он нам ляд?
– Это золотой дракон, Кеннет, – буркнул Ярпен
Зигрин. – Ты когда-нибудь такого видел? Не понимаешь? За его шкуру мы
возьмем больше, чем вытащили бы из обычного сундучища с сокровищами.
– И к тому же это не ухудшает ситуации на рынке
драгоценных камней, – добавила Йеннифэр, нехорошо усмехаясь. – Ярпен
прав. Договор действует. Есть что делить, разве нет?
– Эй, Богольт? – крикнул Нищука с воза, с грохотом
копаясь в снаряжении… – Что надеваем на себя и лошадей? Чем эта золотая
гадина может ударить? Огнем? Кислотой? Паром?
– А хрен ее знает, – задумался Богольт. – Эй,
чародеи! Легенды о золотых драконах говорят, как такое чудо уделать?
– Как? А проще простого! – крикнул Козоед. –
Чего тут мурыжить, а ну давайте-ка сюда животягу какую-никакую. Напихаем в нее
чего-нибудь ядовитого и подкинем гаду, пусть сожрет и того…
Доррегарай искоса глянул на сапожника. Богольт сплюнул.
Лютик отвернулся. На его лице читалось отвращение. Ярпен Зигрин усмехнулся,
уперев руки в бока.
– Чего глазеете? – спросил Козоед. – За
работу, надо решить, чем труп нафаршировать, чтобы гад поживее его заглотнул.
Чем-нибудь жутко ядовитым, отравой какой смердящей или гнилью.
– Ага, – проговорил краснолюд, не переставая
усмехаться. – Ядовитое, паскудное и смердящее. Ясно. Знаешь что, Козоед?
Получается – ты.
– Что?
– Дерьмо ты, вот что. Мотай отседова, халтурщик, чтоб
глаза мои тебя не видели.
– Господин Доррегарай, – проговорил Богольт,
подходя к чародею, – оправдайте хоть чем-нибудь свое присутствие.
Припомните легенды и сказания. Что вам известно о золотых драконах?
Чародей улыбнулся, гордо выпрямился.
– Что мне известно о золотых драконах, говоришь? Мало,
но все-таки…
– Так слушаю.
– И слушайте, слушайте внимательно. Вон там, перед
нами, сидит золотой дракон. Живая легенда, последнее, быть может, и
единственное в своем роде существо, уцелевшее от вашего неудержимого стремления
убивать. Легенду не убивают. Я, Доррегарай, не позволю вам тронуть этого
дракона. Понятно? Можете собирать шмотки, приторачивать вьюки и возвращаться по
домам.
Геральт был уверен, что начнется суматоха. Он ошибался.
– Уважаемый чародей, – прервал тишину
Гилленстерн, – следите за тем, что и кому вы говорите. Король Недамир
может приказать вам, Доррегарай, приторочить вьюки и убираться к черту. Но не
наоборот. Вам это ясно?
– Нет, – гордо ответил чародей. – Неясно. Ибо
я – Доррегарай, и мне не может приказывать король, владения которого можно
охватить взглядом с высоты частокола, огораживающего паршивую, грязную, прости
Господи, засранную крепость. Известно вам, милсдарь Гилленстерн, что стоит мне
произнести заклинание и шевельнуть рукой, как вы превратитесь в коровью
лепешку, а ваш недозрелый король – в нечто непроизносимо худшее? Вам ясно?
