– Неправда! – Сапожник Козоед припал к королю, все
еще занятому рассматриванием только ему одному ведомой точки на
горизонте. – Ваше величество, милсдарь король! Погодите малость, скоро
подойдут наши из Голополья! Наплюйте вы на выпендривающихся дворян, гоните их
взашей! Увидите, как действуют те, кто силен рукой, а не словами!
– Закрой хайло, – спокойно бросил Богольт, стирая
пятнышко ржавчины с нагрудника. – Заткни хайло, хам, не то я заткну тебе
его так, что зубы в горле застрянут.
Козоед, видя приближающихся Кеннета и Нищуку, попятился за
спины голопольских милиционеров.
– Король! – крикнул Гилленстерн. – Что
прикажешь, король?
Гримаса безразличия вдруг сползла с лица Недамира.
Несовершеннолетний монарх сморщил веснушчатый нос и встал.
– Что прикажу? – тоненько произнес он. –
Наконец-то ты спросил об этом, Гилленстерн, вместо того чтобы решать за меня и
говорить за меня и от моего имени. Очень рад. Отныне пусть так и будет. С этой
минуты ты будешь молчать, Гилленстерн, и слушать приказы. И вот первый: собирай
людей, вели положить на телегу Эйка из Денесле. Мы возвращаемся в Каингорн.
– Ваше…
– Ни слова, Гилленстерн. Госпожа Иеннифэр, благородные
господа, я прощаюсь с вами. Я потерял на этой экспедиции немного времени, но и
получил многое. Многому научился. Благодарю вас за слова, госпожа Иеннифэр,
господин Доррегарай, господин Богольт. И благодарю за молчание, господин
Геральт.
– Король, – сказал Гилленстерн. – Как же это?
Что же это? Дракон уже вот-вот. Руку протянуть. Король, твоя мечта…
– Моя мечта, – задумчиво повторил Недамир. –
У меня ее еще нет. А если я здесь останусь… Может, тогда ее у меня уже не будет
никогда.
– А Маллеора? А рука княжны? – не сдавался
канцлер, размахивая руками. – А трон? Король, тамошний народ признает
тебя…
– В задницу тамошний народ, как любит говорить господин
Богольт, – засмеялся Недамир. – Трон Маллеоры и без того мой, потому
что у меня в Каингорне триста латников и полторы тысячи пеших против их тысячи
зазнавшихся щитников. А признать меня они и без того признают. Я до тех пор
буду вешать, сносить головы и волочить по улицам лошадьми, пока меня не
признают. А их княжна – это жирная телка, и плевать мне на ее руку, мне нужна
только ее… короче, пусть родит наследника, а потом я ее все равно отравлю.
Методом мэтра Козоеда. Довольно болтать, Гилленстерн. Приступай к выполнению
полученного приказа.
– Воистину, – шепнул Лютик Геральту, – он
многому научился.
– Многому, – подтвердил Геральт, глядя на холмик,
на котором золотой дракон, опустив узкую треугольную голову, лизал
ярко-красным, раздвоенным языком что-то такое, что сидело в траве около
него. – Но не хотел бы я быть его подданным, Лютик.
– И что теперь с нами будет, как думаешь?
Ведьмак спокойно смотрел на маленькое серо-зеленое существо,
трепыхавшее крылышками летучей мыши рядом с золотыми когтями наклонившегося
дракона.
– А как тебе все это, Лютик? Что ты об этом думаешь?
– Какое значение имеет, что я думаю? Я поэт, Геральт.
Разве мое мнение кому-то интересно?
– Интересно.
– Ну так я тебе скажу. Я, Геральт, когда вижу гада,
змею, допустим, или другую ящерку, то меня аж тошнить начинает, так я этим
паскудством брезгую и боюсь. А вот этот дракон…
– Ну?
– Он… Он красивый, Геральт.
– Спасибо, Лютик.
– За что?
Геральт повернул голову, медленно потянулся к пряжке ремня,
наискось пересекавшего грудь, затянул его на две дырочки. Поднял правую руку,
проверяя, в нужном ли положении находится рукоять меча. Лютик смотрел на него,
широко раскрыв глаза.
– Геральт! Ты собираешься…
– Да, – спокойно сказал ведьмак. – Есть
предел возможному. С меня достаточно. Ты идешь с Недамиром или остаешься,
Лютик?
Трубадур наклонился, осторожно и заботливо положил лютню
рядом с камнем, выпрямился.
– Остаюсь. Как ты сказал? Предел возможному? Оставляю
себе право так назвать балладу.
– Это может быть твоя последняя баллада, Лютик.
– Геральт?
– Что?
– Не убивай его… Можешь?
– Меч – это меч, Лютик. Уж коли его возьмешь в руки…
– Постарайся.
– Постараюсь.
Доррегарай захихикал, повернулся к Йеннифэр и рубайлам,
указал на удаляющийся королевский обоз.
– Вон там, смотрите, – сказал он, – уходит
король Недамир. Больше он уже не отдает королевских приказов устами
Гилленстерна. Он уходит, послушавшись гласа рассудка. Хорошо, что ты здесь,
Лютик. Думаю, тебе есть смысл начать сочинять балладу.
– О чем?
– А вот о том, – чародей вынул из-за пазухи
палочку, – как мэтр Доррегарай, чернокнижник, погнал по домам паршивцев,
пожелавших по-паршивски убить последнего золотого дракона, оставшегося на
свете. Не двигайся, Богольт! Ярпен, руки прочь от топора! И не вздумай
пошевелиться, Йеннифэр! Вперед, паршивцы, за королем, как за родной матерью,
марш! Марш по коням, по телегам. Предупреждаю: кто сделает хотя бы одно неверное
движение, от того останется вонь и стеклышко на песке. Я не шучу.
– Доррегарай! – прошипела Йеннифэр.
– Уважаемый чародей, – дружелюбно проговорил
Богольт, – ну нельзя же так…
– Молчи, Богольт. Я сказал: дракона не трогать. Легенду
не убивают. Кру-у-угом – и прочь отсюда.
Йеннифэр неожиданно выбросила руку вперед, и земля вокруг
Доррегарая вздыбилась голубым огнем, заполыхала пылью разорванного дерна и
щебня. Чародей покачнулся, охваченный пламенем. Нищука, подскочив, ударил его в
лицо костяшками пальцев. Доррегарай упал, из его палочки вырвалась красная
молния и погасла в камнях. Живодер, подскочив с другой стороны, пнул лежащего
чародея, размахнулся, чтобы повторить. Геральт прыгнул между ними, оттолкнул
Живодера, выхватил меч, ударил, метясь между наплечником и нагрудником лат. Ему
помешал Богольт, парировав удар широким клинком двуручного меча. Лютик
подставил ногу Нищуке, но впустую – Нищука вцепился в яркий кафтан барда и
влепил ему кулаком меж глаз. Ярпен Зигрин, подскочив сзади, подрубил Лютику ноги,
ударив топорищем под коленями.
