– Геральт! – вдруг крикнула Йеннифэр, подгибая
связанные ноги и резким движением всовывая их под вывернутые назад связанные
руки ведьмака. – Знак Игни. Пережигай! Нащупал веревку? Пережигай, мать…
– Вслепую? – ахнул Геральт. – Я же тебя
обожгу, Йен!
Он послушался, почувствовал, как печет пальцы, сложенные в
Знак Игни над связанными щиколотками. Йеннифэр отвернулась, стиснула зубами
воротник кафтанчика, сдерживая стон. Дракончик, пища, тыркался крылышками ей в
бок.
– Йен!
– Пережигай! – взвыла она.
Узы сдали в тот момент, когда отвратительная удушливая вонь
горящей кожи стала невыносимой. Доррегарай издал странный звук и, потеряв
сознание, повис на веревках у колеса телеги.
Чародейка, скривившись от боли, напряглась, поднимая уже
свободную ногу. Крикнула яростным, полным боли и злобы голосом. Медальон на шее
Геральта рвался словно живой. Йеннифэр напружинила бедро и, махнув ногой в
сторону атакующих голопольских телег, прокричала заклинание. Воздух заискрился,
пахнуло озоном.
– О боги, – изумленно простонал Лютик. –
Какая будет баллада!
Заклятие, брошенное стройной ножкой, не совсем удалось
чародейке. Первая телега вместе со всем, что в ней находилось, просто
окрасилась в золотой, словно бабочка-калужница, цвет, чего голопольские вояки в
пылу боя просто не заметили. Со второй телегой дело пошло лучше – весь ее
экипаж мгновенно превратился в огромных пупырчатых лягушек, которые, потешно
квакая, прыснули во все стороны. Телега, лишившись управления, перевернулась и
разлетелась в щепы. Кони, истерически ржа, умчались, волоча за собой сломанное
дышло.
Иеннифэр закусила губу и снова махнула в воздухе ногой.
Калужно-золотой воз, сопровождаемый бравурными звуками, долетавшими откуда-то
сверху, неожиданно превратился в золотистый дым, а бойцы оказались в траве,
образовав красочную кучу-малу. Колеса третьей телеги из круглых превратились в
квадратные. Результат сказался незамедлительно. Кони встали на дыбы, телега
перевернулась, а голопольское войско вывалилось на землю. Иеннифэр, уже из
чистой мстительности, яростно махала ногой и выкрикивала заклятия, превращая
голопольцев в черепах, гусей, тысяченожек, фламинго и поросят. Зерриканки ловко
и методично дорезали остальных.
Дракон, разорвав наконец сеть в клочья, вскочил, захлопал
крыльями, зарычал и помчался, вытянувшись струной, за уцелевшим от бойни
сапожником Козоедом. Козоед несся быстрее лани, но дракон был еще быстрее.
Геральт, видя раскрывающуюся пасть и блестящие, острые как кинжалы зубы,
отвернулся. Услышал чудовищный вопль и жуткий хруст. Лютик глупо хихикнул.
Иеннифэр, бледная как полотно, согнулась пополам, вывернулась набок, и ее
вырвало под телегу.
Наступила тишина, прерываемая лишь соответствующим гоготом,
кваканьем и попискиванием недобитых голопольских милиционеров.
Вэя, нехорошо усмехаясь, встала над Иеннифэр, широко
расставив ноги. Подняла саблю. Йеннифэр, бледнея, подняла ногу.
– Нет, – сказал Борх по прозвищу Три Галки,
сидевший на камне. На коленях он держал дракончика, спокойного и довольного.
– Не надо убивать госпожу Иеннифэр, – повторил
дракон Виллентретенмерт. – Теперь уже нет смысла. Больше того, теперь мы
благодарны госпоже Иеннифэр за неоценимую помощь. Освободи ее, Вэя.
– Ты понимаешь, Геральт, – шепнул Лютик, растирая
затекшие руки. – Понимаешь? Есть такая древняя легенда о золотом драконе.
Золотой дракон может…
– Может принять любой облик, – проворчал
Геральт. – Человеческий тоже. Я где-то слышал об этом, но не верил.
– Господин Ярпен Зигрин! – крикнул
Виллентретенмерт краснолюду, вцепившемуся в отвесную скалу в двадцати локтях от
земли. – Чего вы там ищете? Сурков или сусликов? Это вроде бы не ваше
любимое блюдо, насколько я помню. Спускайтесь и займитесь рубайлами. Им нужна помощь.
Я больше не буду убивать. Никого.
Лютик беспокойно поглядывал на зерриканок, зорко
осматривавших поле боя, пытался привести в чувство все еще лежавшего без
сознания Доррегарая. Геральт смазывал мазью и перевязывал обожженные щиколотки
Йеннифэр. Чародейка шипела от боли и бурчала заклинания.
Покончив с делом, ведьмак встал.
– Останьтесь здесь, – сказал он, – мне надо с
ним поговорить.
Йеннифэр, морщась, встала.
– Я с тобой, Геральт, – взяла она его под
руку. – Можно? Я тебя провожу, Геральт.
– Со мной? Я думал…
– Не думай, – прижалась она к его плечу.
– Йен?
– Все хорошо, Геральт.
Он взглянул ей в глаза. Теплые. Как прежде. Он наклонил
голову и поцеловал ее в губы, горячие, мягкие и жадные. Как прежде.
Подошли. Йеннифэр, поддерживаемая Геральтом, глубоко, как
перед королем, присела, взяв платье кончиками пальцев.
– Три Гал… Виллентретенмерт, – произнес ведьмак.
– Мое имя в вольном переводе на ваш язык означает Три
Черные Птицы, – сказал дракон. Дракончик, вцепившись коготками в его
предплечье, подставил шейку под ласкающую руку.
– Хаос и Порядок, – улыбнулся
Виллентретенмерт, – помнишь, Геральт? Хаос – это агрессия. Порядок –
защита от нее. Следовало мчаться на край света, чтобы противодействовать
агрессии и злу, правда, ведьмак? Особенно когда плата, по твоим словам,
соответствующая. А на этот раз она явно соответствовала. Это были сокровища
драконицы Миргтабракке, той, которую отравили под Голопольем. Она призвала
меня, чтобы я помог ей, отразил грозящее ей зло. Миргтабракке уже улетела.
Вскоре после того как с поля унесли Эйка из Денесле. Времени у нее было
предостаточно, пока вы болтали и скандалили. Но она оставила мне свое
сокровище, мою плату.
Дракончик пискнул и затрепыхал крылышками.
– Так ты тоже…
– Да, – прервал дракон. – Что делать, такие
времена. Существа, которых вы привыкли называть чудовищами, с некоторых пор
чувствуют все большую угрозу со стороны людей. Они уже не могут управиться
сами. Им нужен Защитник. Этакий… ведьмак.
– А цель… цель, которая – в конце пути?
– Вот она. – Виллентретенмерт поднял предплечье.
Дракончик испуганно запищал. – Я ее достиг. Благодаря ему я выдержу,
Геральт из Ривии, докажу, что пределов возможному нет. Ты тоже когда-нибудь
найдешь такую цель, ведьмак. Даже те, которые отличаются, могут выжить. Прощай,
Геральт. Прощай, Йеннифэр.
Чародейка, сильнее схватив руку ведьмака, снова присела.
Виллентретенмерт встал, взглянул на нее, и лицо у него посерьезнело.
