– Прости за откровенность и прямолинейность, Йеннифэр.
Это написано на ваших лицах, мне даже нет нужды читать ваши мысли. Вы созданы
друг для друга, ты и ведьмак. Но ничего из этого не получится. Ничего. Мне
жаль.
– Знаю. – Йеннифэр слегка побледнела. – Знаю,
Виллентретенмерт. Но и я хотела бы верить, что нет пределов возможному. Или
хотя бы в то, что они еще очень далеки.
Вэя, подойдя, коснулась плеча Геральта, быстро произнесла
несколько слов. Дракон рассмеялся.
– Геральт, Вэя говорит, что долго будет помнить бадью
«Под Задумчивым Драконом». Она рассчитывает на то, что мы еще когда-нибудь
встретимся.
– Что-что? – спросила Йеннифэр, прищурившись.
– Ничего, – быстро ответил ведьмак. –
Виллентретенмерт?
– Слушаю тебя, Геральт из Ривии.
– Ты можешь принять любую форму? Любую, какую
пожелаешь?
– Да.
– Почему же человека? Почему Борха с тремя галками в
гербе?
Дракон дружески улыбнулся.
– Не знаю, Геральт, при каких обстоятельствах впервые
встретились давние предки наших рас. Но факт в том, что для драконов нет ничего
более отвратительного, чем человек. Человек пробуждает в драконах
инстинктивное, нерациональное отвращение. Со мной дело обстоит иначе. Мне… вы
симпатичны. Прощайте.
Это не было постепенное, расплывающееся преображение, не
туманное, пульсирующее дрожание, как при иллюзии. Это было словно мгновение
ока. В том месте, где только что стоял курчавый рыцарь в накидке, украшенной
гербом с тремя черными птицами, сидел золотой дракон, красиво изогнувший
длинную шею. Склонив голову набок, дракон распростер крылья, ослепительно
золотые в лучах солнца. Йеннифэр громко вздохнула.
Вэя, уже в седле, рядом с Тэей, махнула рукой.
– Вэя, – сказал ведьмак. – Ты была права.
– Хм?
– Он самый красивый.
Осколок льда
Глава 1
Дохлая овца, распухшая и вздувшаяся, нацелившаяся в небо
окостеневшими ногами, пошевелилась. Геральт, сидевший на корточках у стены,
медленно вытащил меч, следя за тем, чтобы клинок не звякнул об оковку ножен. В
десяти шагах от него куча отбросов неожиданно взгорбилась и заколебалась.
Ведьмак вскочил прежде, чем до него дошла волна вони, исторгнутой из
порушенного скопища мусора и отбросов.
Оканчивающееся веретенообразным утолщением шипастое
щупальце, неожиданно вырвавшееся из-под мусора, устремилось к нему с
невероятной скоростью. Ведьмак мгновенно запрыгнул на останки разбитого шкафа,
балансирующие на куче гнилых овощей, удержал равновесие, одним коротким
движением меча рассек щупальце, отрубив палицеобразную присоску. И тут же
отскочил, но, поскользнувшись на досках, по бедра погрузился в вязкую массу.
Куча словно взорвалась, вверх взвились густая вонючая жижа,
черепки горшков, прогнившее тряпье и бледные ниточки квашеной капусты, а из-под
них вырвалось огромное веретенообразное, бесформенное, как гротескная
картофелина, тело, стегающее воздух тремя щупальцами и культей четвертого.
Геральт, увязший и лишенный возможности двигаться, ударил с
широкого разворота бедер и гладко обрубил другое щупальце. Два последних,
каждое с добрую ветку толщиной, тяжело упали на него, еще глубже вбивая в
помойку. «Картофелина» двинулась к нему, пропахивая борозду, словно влекомая
силой бочка. Он увидел, как она лопается, разевая широкую пасть, заполненную
огромными неровными зубами.
Он позволил щупальцам схватить себя и, с чавканьем вырвав из
смердящего месива, потащить к телу, вращательными движениями вгрызающемуся в
помойку. Зубастая пасть дико и яростно зачавкала. Оказавшись рядом с жуткой
пастью, ведьмак ударил мечом, ухватившись за него обеими руками, сталь вошла
плавно и мягко. От тошнотворно сладкой вони перехватило дыхание. Чудище
зашипело и задергалось, щупальца отпустили добычу, конвульсивно задергались в
воздухе. Геральт, погрязая в отходах, рубанул ее еще раз, наотмашь, острие
отвратно заскрипело и заскрежетало по ощерившимся зубам. Существо забулькало и
осело, но тут же раздулось, шипя, брызгая на ведьмака вонючим месивом. Нащупав
опору отчаянными движениями увязающих ног, Геральт вырвался, бросился вперед,
расталкивая отходы грудью, словно пловец воду, рубанул изо всей силы сверху,
всем весом навалился на острие, входящее в тело чудища между фосфоресцирующими
белыми глазищами. Чудище булькающе застонало, задергалось, разливаясь по куче
отбросов, словно проколотый пузырь, разя ощутимыми теплыми волнами смрада.
Щупальца вздрагивали и извивались среди гнили и мрази.
Ведьмак выбрался из гущи, встал на покачивающемся, но
твердом основании. Почувствовал, как что-то липкое и отвратительное, что
проникло в башмак, ползет по лодыжке. «К колодцу, – подумал он. –
Поскорее отмыться от этой мерзости. Отмыться». Щупальца еще раз шлепнули по
отбросам, громко и мокро, и замерли.
Упала звезда, секундной молнией оживив черный, усеянный
огоньками небосвод. Ведьмак не загадал желания.
Он тяжело, хрипло дышал, чувствуя, как кончается действие
принятых перед борьбой эликсиров. Прилегающий к стенам города гигантский
сборник мусора и отходов, уходящий отвесно к поблескивающей ленте реки, при
свете звезд выглядел красиво и привлекательно. Ведьмак сплюнул.
Чудище было мертво, уже стало частью той кучи, в которой
некогда обитало.
Упала вторая звезда.
– Помойка, – с трудом проговорил ведьмак. –
Мерзость, дрянь и дерьмо.
Глава 2
– От тебя зверски несет, – поморщилась Йеннифэр,
не отрываясь от зеркала, перед которым смывала краску с век и ресниц. –
Искупайся.
– Воды нет, – сказал он, заглянув в ведро.
– Чепуха. – Чародейка встала, широко распахнула
окно. – Какую желаешь: морскую или обычную?
– Для разнообразия морскую.
Йеннифэр резко раскинула руки, выкрикнула заклинание,
проделав короткое движение. В раскрытое окно вдруг повеяло насыщенной морской
прохладой, створки дрогнули, и в комнату со свистом ворвалась зеленая,
собранная в неправильной формы шар водяная пыль. Лохань запенилась волнующейся,
бьющей о края, плещущей на пол водой. Чародейка вернулась к прерванному
занятию.
– Ну как? Успешно? – спросила она. – Что там
такое было, на свалке?
– Думается, риггер. – Геральт стащил башмаки,
скинул одежду и опустил ноги в лохань. – Черт, Йеннифэр, холодно. Не
сможешь подогреть?
