– В Повиссе был переворот, – рявкнул Ондатр. –
И эта, как там ее… Леворюция! Короля Рыда свергли, теперь там правит клан
Тиссенидов! Двор и войско Рыда одевались в голубое, потому тамошние ткачи
покупали одно индиго. А цвет Тиссенидов – пурпур. Индиго тут же упало в цене, а
кошениль пошла вверх, и сразу стало ясно, что именно ты, Бибервельт, наложил
лапу на единственный доступный груз. Хе!
Даинти, задумавшись, молчал.
– Хитро, Бибервельт, ничего не скажешь, –
продолжал Ондатр. – И никому ни слова, даже друзьям. Шепни ты мне,
глядишь, мы бы все заработали, даже факторию можно было бы совместную основать.
Но ты предпочел один, втихую. Твоя воля, но и на меня теперь не рассчитывай. О
Вечный Огонь, а ведь и верно: что ни низушек, то самолюбивая дрянь и дерьмо
собачье. Мне, к примеру, Вимме Вивальди никогда аваля на векселе не дает, а
тебе? Запросто. Потому как вы с ним одна банда, вы, нелюди, окаянные низушки и
краснолюды. Чтоб вас холера…
Ондатр сплюнул, развернулся и ушел. Даинти, задумавшись,
чесал в голове так, что аж шевелюра хрустела.
– Что-то мне светит, ребята, – сказал он
наконец. – Знаю, что надо сделать. Пошли в банк. Ежели кто и может
разобраться, так только мой знакомый банкир Вимме Вивальди.
Глава 3
– Иначе я представлял себе банк, – шепнул Лютик,
осматривая помещение. – Где они тут держат деньги, Геральт?
– Черт их знает, – тихо ответил ведьмак, прикрывая
разорванный рукав куртки. – Может, в подвале?
– Вряд ли. Я смотрел – нет тут подвала.
– Ну значит, на чердаке.
– Извольте в контору, господа, – сказал Вимме
Вивальди.
Сидевшие за длинными столами молодые люди и краснолюды
неведомого возраста занимались тем, что покрывали листы пергамента рядами
циферок и буковок. Все без исключения кособочились, и у всех были слегка
высунуты языки. Работа, как расценил ведьмак, была чертовски однообразна, но,
казалось, поглощала клерков без остатка. В углу сидел дед с внешностью
попрошайки, занятый тем, что чинил перья. Дело у него шло ни шатко ни валко.
Банкир старательно запер дверь конторы, пригладил длинную
белую ухоженную бороду, местами испачканную чернилами, поправил бордовую
бархатную куртку, с трудом сходящуюся на выдающемся брюхе.
– Знаете, мэтр Лютик, – сказал он, усаживаясь за
огромный красного дерева стол, заваленный пергаментами. – Я тоже
совершенно иначе вас себе представлял. Я знаю ваши песенки, знаю, слышал. О
принцессе Ванде, которая утопилась в реке Поппе, потому что никто ее не хотел.
И о воробушке, который попал в… тепло и зачирикал…
– Это не мое. – Лютик покраснел от
бешенства. – Никогда не певал ничего подобного!
– Вот как? Ну тогда извиняйте.
– А может, перейдем к делу? – вставил
Даинти. – Время уходит, а вы о глупостях… Я в серьезном затруднении,
Вимме.
– Я этого боялся, – покачал головой
краснолюд. – Если помнишь, я тебя предостерегал, Бибервельт. Говорил я тебе
три дня тому: не всаживай деньги в прогорклый рыбий жир. Что из того, что он
дешев, номинальная цена не имеет значения, важен размер дохода на перепродаже.
То же самое с розовым маслом, и воском, и глиняными мисками. Что тебя дернуло
покупать эту дрянь, да вдобавок за наличные, вместо того чтобы по-умному
заплатить аккредитивом или векселем? Я же тебе говорил, стоимость хранения в
новиградских складах чертовски высока, за две недели она трижды превысит
стоимость товара, а ты…
– Ну, – тихо простонал низушек. – Говори,
Вивальди. Что – я?
– А ты в ответ: мол, ничего страшного, мол, продашь все
за двадцать четыре часа. А теперь являешься и сообщаешь, что ты в затруднении,
при этом глупо и подкупающе лыбишься. Не идет товар, верно? А издержки растут,
а? Эхе-хе, скверно, скверно. Ну как тебя вытаскивать, Даинти? Если б ты
застраховал свой хлам, я послал бы кого-нибудь из своих, чтобы он втихаря
подпалил склад. Нет, дорогой, единственное, что можно сделать, это подойти к
вопросу философски, то есть сказать себе: «Хрен с ним». Это торговля – раз
получишь, раз потеряешь. Да что это, в конце концов, за деньги – рыбий жир,
воск и масло? Смешно. Давайте поговорим о более серьезных вещах. Скажи, уже
пора продавать кору мимозы, ведь спрос начал устанавливаться на пяти и пяти
шестых?
– Что?
– Ты оглох? – поморщился банкир. – Последнее
предложение было равно пяти и пяти шестым. Ты вернулся, надеюсь, чтобы
согласиться? По семь ты все равно не получишь, Даинти.
– Вернулся?
Вивальди погладил бороду и выскреб из нее крошки рулета.
– Ты был тут час назад, – сказал он
спокойно, – и распорядился держать до семи. Семикратное превышение при
цене, которую ты заплатил, – это две кроны сорок пять копперов за фунт.
Чересчур высоко, Даинти, даже для удачно выбранного рынка. Кожевенники успели
договориться и будут солидарно держать цену. Голову даю…
Дверь отворилась, и в контору влетело нечто в зеленой
фетровой шляпе и шубейке из вывороченного кролика, перепоясанной конопляным
жгутом.
– Купец Сулимир дает две кроны пятнадцать! –
запищало оно.
– Шесть и одна шестая, – быстро подсчитал
Вивальди. – Что делать, Дан?
– Продавать! – крикнул низушек. –
Шестикратное превышение, а ты еще раздумываешь, холера?
В контору влетело другое нечто, в желтой шапке и плаще,
напоминающем старый мешок. Как и в первом, в нем было около двух локтей роста.
– Купец Бибервельт велит не продавать ниже семи! –
пискнуло оно, вытерло нос рукавом и выбежало.
– Так, – сказал краснолюд после долгого
молчания. – Один Бибервельт велит продавать, другой Бибервельт велит ждать.
Любопытная ситуация. Что делать, Даинти? Ты сразу начнешь объяснять или тоже
подождем, пока какой-нибудь третий Бибервельт прикажет грузить кору на галеры и
вывезти в Страну Песоглавцев?
– Что это? – заикаясь, спросил Лютик, указывая на
нечто в зеленой шапке, все еще стоявшее в дверях. – Что это, черт побери?
– Молодой гном, – сказал Геральт.
– Несомненно, – сухо подтвердил Вивальди. –
Это не старый тролль. Впрочем, неважно, что это. Ну, Даинти? Слушаю.
– Вимме, – начал низушек. – Я тебя прошу. Не
задавай вопросов. Произошло нечто чудовищное. Считай, что я, Даинти Бибервельт
из Почечуева Лога, честный купец, понятия не имею, что тут творится. Расскажи
мне все. Подробно. События последних трех дней. Прошу тебя, Вимме.
