– Могу я, – откашлялся ведьмак, – выполнить
поручение, с которым меня прислал король Вензлав?
– А стоит ли тратить время? – подняла голову
Эитнэ. – Зачем утруждать себя? Я и без того прекрасно знаю, чего хочет
король Вензлав. Вовсе не надо быть пророком. Он хочет, чтобы я отдала Брокилон,
вероятно, по самую речку Вду, которую, как известно, он считает, или же хочет
считать, естественной межой между Бругге и Вердэном. Взамен, думаю, он
пожертвует мне анклав, маленький и дикий закоулок леса. И, вероятно,
гарантирует своим королевским словом и королевской опекой, что этот маленький и
дикий закоулок, этот кусочек пущи, будет принадлежать мне во веки веков, и
никто не осмелится там беспокоить дриад. Пообещает, что там дриады смогут жить
в покое. Так, Геральт? Вензлав хочет покончить с тянущейся два столетия войной
за Брокилон. И чтобы с ней покончить, дриады должны будут отдать то, за что
борются и гибнут двести лет? Как просто – отдать! Отдать Брокилон?
Геральт молчал. Ему нечего было возразить. Дриада
усмехнулась.
– Именно так звучит королевское послание, Гвинблейдд? А
может, оно просто напрямую говорит: «Не задирай носа, лесное чудище, бестия из
пущи, реликт прошлого, а послушай, чего желаем мы, король Вензлав. А мы желаем
кедра, дуба и гикори, желаем красного дерева, тиса на луки и мачтовых сосен,
потому что Брокилон у нас под самым боком, а мы вынуждены тащить деревья из-за
гор. Мы желаем железа и меди, которые под землей. Желаем золота, которое лежит
на Крааг Ане. Желаем рубить и пилить, и рыть землю, не опасаясь свиста стрел.
И, самое главное, жаждем наконец стать королем, которому в королевстве
принадлежит все. Мы не желаем терпеть в своих пределах какой-то Брокилон – лес,
в который не можем войти. Такой лес раздражает нас, злит и сгоняет сон с вежд,
потому что мы – люди, мы распоряжаемся этим миром. Мы можем, ежели захотим,
допустить в наш мир нескольких эльфов, дриад или русалок. Если они не будут
слишком нахальны. Подчинись нашей воле, Ведьма Брокилона. Или сгинь».
– Ты, Эитнэ, сама признала, что Вензлав не дурак и не
фанатик. Ты наверняка знаешь, что он – король справедливый и стремящийся к
миру. Его ужасает льющаяся здесь кровь…
– Пусть держится подальше от Брокилона, и тогда не
прольется ни капли крови…
– Ты хорошо знаешь… – Геральт поднял
голову, – хорошо знаешь, что все не так. Убивали людей в Выжигах, на
Восьмой Версте, на Соловьих Холмах. Людей убивали в Бругге, на левом берегу
Ленточки. За пределами Брокилона.
– Названные места, – спокойно ответила
дриада, – это Брокилон. Я не признаю ваших карт и границ.
– Но там вырубили лес сто лет назад!
– Что значат для Брокилона сто лет? И сто зим?
Геральт замолчал.
Дриада отложила гребень, погладила Цири по пепельным
волосам.
– Согласись на предложение Вензлава, Эитнэ.
Дриада холодно взглянула на него.
– Что это нам даст? Нам, детям Брокилона?
– Возможность выжить. Нет, Эитнэ, не прерывай. Знаю,
что ты хочешь сказать. Я понимаю, как гордишься ты тем, что Брокилон независим.
Однако мир меняется. Что-то кончается. Хочешь ты того или нет, но человек
овладевает миром. Выдерживают те, кто сживается с людьми. Другие погибают.
Эитнэ, есть леса, где дриады, русалки и эльфы живут спокойно, в мире с людьми.
Ведь мы так близки. Ведь люди могут быть отцами ваших детей. Что дает тебе твоя
война? Потенциальные отцы ваших детей падают под вашими стрелами. А результат?
У скольких дриад Брокилона чистая кровь? Сколько из них – похищенные,
переделанные человеческие девочки? Даже Фрейксенетом ты вынуждена
воспользоваться, потому что у тебя нет выбора. Что-то маловато я вижу здесь
маленьких дриад, Эитнэ. Вижу только ее – человеческую девочку, испуганную и
отупевшую от наркотиков, парализованную страхом…
– И вовсе я не боюсь! – вдруг крикнула Цири, на
мгновение снова превращаясь в маленького дьяволенка. – И не отупела я
нисколечко! И не думай! Со мной тут ничего не может случиться! Вот еще! Я не
боюсь! Моя бабушка говорит, что дриады не злые, а моя бабушка – самая умная
бабушка в мире! Моя бабушка… Моя бабушка говорит, что должно быть больше таких
лесов, как этот…
Она замолчала и опустила голову. Эитнэ засмеялась.
– Дитя Старшей Крови, – сказала она. – Да,
Геральт. Все еще рождаются в мире Дети Старшей Крови, о которых говорят
пророчества. А ты утверждаешь, будто что-то кончается… Сомневаешься в том, что
мы выживем…
– Девчонка должна была выйти за Кистрина из
Вердэна, – прервал Геральт. – Жаль, что не выйдет. Кистрин
когда-нибудь унаследует правление после Эрвилла и под влиянием жены с такими
взглядами, может, прекратил бы рейды против Брокилона?
– Не хочу я твоего Кистрина! – тонко взвизгнула
девочка, и в ее зеленых глазах что-то сверкнуло. – Пусть твой Кистрин
найдет себе красивый и глупый материал! Я никакой не материал! И не буду я
никакой княгиней!
– Тише, Дитя Старшей Крови, – дриада прижала к
себе Цири. – Не кричи. Ну конечно, ты не станешь княгиней…
– Конечно, – кисло вставил ведьмак. – И ты,
Эитнэ, и я отлично знаем, кем она будет. Я вижу, это уже решено. Что делать.
Так какой ответ я должен отнести королю Вензлаву, Повелительница Брокилона?
– Никакого.
– Что значит «никакого»?
– Никакого. Он поймет. Давно, уже очень давно, когда
Вензлава еще не было на свете, к Брокилону подъезжали гарольды, трубили рога и
трубы, сверкали латы, развевались знамена и хоругви. «Покорись,
Брокилон! – кричали гарольды. – Король Козизуб, Владыка Лысой Горки и
Мокрого Луга, требует, чтобы ты покорился, Брокилон!» А ответ Брокилона был
всегда одинаков. Когда ты покинешь мой лес, Гвинблейдд, обернись и послушай. В
шуме листвы ты услышишь ответ Брокилона. Передай его Вензлаву и добавь, что
другого не будет, пока стоят дубы в Дуэн Канэлли. Пока здесь растет хоть одно
дерево и живет хоть одна дриада.
Геральт молчал.
