«Предназначения не существует, – подумал он. – Не
существует. Единственное, что предназначено всем, это смерть. Именно смерть – второе
острие обоюдоострого меча. Одно – это я. А второе – смерть, идущая за мной по
пятам. Я не могу, мне нельзя подвергать опасности Цири».
– Я – твое Предназначение! – донеслось до него с
вершины холма, тихо, отчаянно.
Он тронул коня пяткой и поехал вперед, словно в бездну
углубляясь в черный, холодный и подмокший лес, в дружелюбную тень, во мрак,
которому, казалось, нет конца.
Нечто большее
Глава 1
Когда по доскам моста вдруг зацокали копыта, Йурга даже не
поднял головы, только тихо взвыл, отпустил колесо, с которым мучился, и со всей
доступной резвостью вполз под телегу. Распластавшись, сдирая спиной шершавую
корку засохшего навоза и грязи, покрывающую снизу дно повозки, он дрожал и
прерывисто повизгивал от страха.
Конь медленно приблизился к телеге. Йурга видел, как он
осторожно и мягко ступает по прогнившим, омшелым доскам.
– Вылезай, – сказал невидимый наездник.
Йурга щелкнул зубами и втянул голову в плечи.
Конь фыркнул, топнул.
– Спокойно, Плотва, – проговорил наездник. Йурга
услышал, как он похлопывает лошадь по шее. – Вылезай оттуда, человече. Я
тебе ничего плохого не сделаю.
Купец ни на грош не поверил в заверения незнакомца. Однако в
голосе было что-то такое, что успокаивало и в то же время интриговало, хотя
вряд ли можно было назвать этот голос приятным. Иурга, вознося шепотом молитвы
нескольким богам сразу, осторожно высунул голову из-под телеги.
У наездника были белые, как молоко, волосы, стянутые на лбу
кожаным ремешком, и черный шерстяной плащ, ниспадающий на круп каштановой
лошади. На Йургу верховой не смотрел. Наклонившись в седле, он разглядывал
колесо телеги, по самую ступицу застрявшее между растрескавшимися досками.
Неожиданно поднял голову, скользнул по купцу взглядом и принялся рассматривать
заросли вдоль ущелья. Лицо его ничего не выражало.
Йурга выкарабкался из-под телеги, заморгал, вытер нос,
размазывая по физиономии деготь, прихваченный со ступицы. Наездник уставился на
него темными прищуренными, проницательными, острыми, как рыбьи косточки,
глазами. Иурга молчал.
– Вдвоем не вытащить, – сказал наконец незнакомец,
указав на застрявшее колесо. – Один ехал?
– Сам-третей, – промямлил Иурга. – Со
слугами. Сбежали, гады…
– Неудивительно, – сказал наездник, глядя под
мост, на дно ущелья. – Ничего странного. Думаю, тебе следует поступить так
же. Самое время.
Иурга не проследил за взглядом незнакомца. Не хотел смотреть
на груды черепов, ребер и берцовых костей, разбросанных меж камней и
выглядывающих из-под лопухов и крапивы, покрывавших русло высохшей речки.
Боялся, что достаточно еще раз увидеть черные провалы глазниц, выщеренные зубы
и потрескавшиеся мослы, чтобы все его самообладание резвеялось и жалкие остатки
храбрости улетучились, как воздух из рыбьего пузыря, заставив мчаться по тракту
в гору, обратно, давясь собственным криком, как это было с возницей и слугой
меньше часа назад.
– Чего ждешь? – тихо спросил наездник, поворачивая
коня. – Темноты? Тогда будет поздно. Они явятся за тобой, как только
стемнеет. А может, и раньше. Давай прыгай на коня за мной, сзади. Убираемся
отсюда, и как можно скорее.
– А телега? – в голос завыл Йурга, не очень
понятно, со страха ли, отчаяния или бешенства. – А товары? Целый год
трудов. Уж лучше подохнуть! Не оставлю-ю-ю!
– Сдается мне, ты еще не знаешь, куда тебя лихо
занесло, дружище, – спокойно проговорил незнакомец, указывая рукой на
чудовищное кладбище под мостом. – Говоришь, не бросишь телеги? Да пойми
ты, когда наступит темнота, тебя не спасет даже сокровищница короля Дезмода, не
то что твой паршивый воз. Какого черта тебе взбрело в голову ехать через это
урочище? Решил дорогу срезать. Не знаешь, что тут творится со времен войны?
Йурга покрутил головой: не знаю, мол.
– Не знаешь, ну-ну, – бросил незнакомец. – Но
то, что лежит на дне, видел? Трудно не заметить. Это те, которые тоже срезали
дорогу. А ты говоришь, не бросишь телеги. А кстати, интересно узнать, что там у
тебя?
Йурга не ответил, глядя на наездника исподлобья и пытаясь
решить, что лучше – «пакля» или «старые тряпки».
Наездника, казалось, не очень интересовал ответ. Он успокоил
каштанку, грызущую удила и потряхивающую гривой.
– Господин, – пробормотал наконец купец. –
Помогите. Спасите. До конца жизни помнить буду… Не оставляйте… Что захотите
дам, чего только захотите… Спасите, господин!
Незнакомец резко повернул голову, обеими руками опершись о
луку.
– Как ты сказал?
Йурга молчал, раскрыв рот.
– Дашь, чего захочу? А ну повтори.
Йурга хлюпнул носом, закрыл рот и пожалел, что у него нет
бороды, в которую можно бы наплевать. В голове кипело от фантастических
предположений касательно награды, которую мог потребовать странный пришелец.
Однако все, включая и право ежедневных любовных игр с его молодой женой
Златулиной, казалось не столь страшным, как перспектива потерять воз, и, уж
конечно, не таким ужасным, как возможность оказаться на дне поймы в качестве
еще одного побелевшего скелета. Купеческая привычка заставила его мгновенно
произвести расчеты. Верховой, хоть и не походил на привычного оборванца,
бродягу или мародера, каких после войны расплодилось на дорогах тьма-тьмущая,
не мог все же ни в коем разе быть и вельможей, комесом или одним из зазнавшихся
рыцарьков, слишком много мнящих о себе и находивших удовольствие в том, чтобы
сдирать три шкуры с ближних. Йурга решил, что больше чем на двадцать штук
золота он не потянет. Однако натура торгаша удержала его от того, чтобы назвать
цену самому, и он ограничился лишь бормотанием о благодарности до конца дней
своих.
– Я спросил, – спокойно напомнил незнакомец,
переждав, пока купец замолкнет, – дашь ли ты мне то, что я пожелаю?
Выхода не было. Йурга сглотнул, наклонил голову и несколько
раз утвердительно кивнул. Незнакомец, вопреки его ожиданиям, не рассмеялся
зловеще, а совсем даже наоборот, казалось, его вовсе не обрадовала победа в
переговорах. Наклонившись в седле, он плюнул вниз и угрюмо проворчал:
– Что я делаю? Зачем все это? Ну ладно, хорошо.
Попробую тебя вытащить, хотя, как знать, не кончится ли все это скверно для нас
обоих. А если удастся, то взамен…
Йурга съежился, готовый зареветь.
