– Перестань, – мягко сказала она. – Перестань,
Геральт.
– Геральт… – Он вдруг почувствовал, как что-то
разрывается внутри. – Это имя мне дал Весемир. Геральт из Ривии! Я даже
научился подражать ривскому акценту. Вероятно, из внутренней потребности иметь
родную сторону. Пусть даже выдуманную. Весемир… дал мне имя. Весемир выдал мне
также и твое. Правда, очень неохотно.
– Тише, Геральт, тише.
– Теперь ты говоришь, что веришь в Предназначение. А
тогда… тогда – верила? Ну конечно же, должна была верить. Должна была верить,
что Предназначение обязательно сведет нас. Только этому следует приписать тот
факт, что сама ты отнюдь не стремилась к нашей встрече.
Она молчала.
– Я всегда хотел… Размышлял над тем, что скажу, когда
мы наконец встретимся. Думал о вопросе, который тебе задам. Считал, что это даст
мне извращенное удовлетворение…
То, что сверкнуло у нее на щеке, было слезой. Несомненно. Он
почувствовал, как ему до боли перехватывает горло. Почувствовал утомление.
Сонливость. Слабость.
– Днем… – Он застонал. – Завтра при солнечном
свете я загляну в твои глаза, Висенна… И задам тебе свой вопрос.
А может, и не задам, слишком уж поздно. Предназначение? О
да, Йен была права. Недостаточно быть друг другу предназначенными. Надобно
нечто большее… Но я посмотрю завтра в твои глаза… При солнечном свете…
– Нет, – проговорила она мягко, тихо, бархатным,
дрожащим, разрывающим слои памяти голосом, памяти, которой уже не было. Которой
никогда не было, а ведь она же была… Была…
– Да! – возразил он. – Да. Я этого хочу…
– Нет. А теперь ты уснешь. И проснувшись, перестанешь
хотеть. Зачем нам смотреть друг другу в глаза при солнечном свете? Что это
изменит? Ведь ничего не вернешь, не изменишь. Какой смысл задавать вопросы,
Геральт? Неужели то, что я действительно не сумею на них ответить, доставит тебе,
как ты говоришь, извращенное удовлетворение? Что даст нам взаимная обида? Нет,
не станем мы смотреть друг на друга при свете дня. Усни, Геральт. А так, между
нами, вовсе не Весемир дал тебе твое имя. Хоть это тоже ровным счетом ничего не
изменит и ничего не вернет, я все же хотела б, чтобы ты об этом знал. Будь
здоров и береги себя. И не пытайся меня искать…
– Висенна…
– Нет, Геральт. А теперь ты уснешь… Я… я была твоим
сном. Выздоравливай.
– Нет! Висенна!
– Усни, – в бархатном голосе тихий приказ, ломающий
волю, разрывающий ее, словно ткань. Тепло, неожиданно истекающее из ее руки…
– Усни.
Он уснул.
Глава 6
– Мы в Заречье, Йурга?
– Со вчерашнего дня, господин Геральт. Скоро река
Яруга, а там уже мои края. Гляньте, даже кони шибчей пошли, ушами прядут. Чуют
– дом близко.
– Дом… Ты живешь в городе?
– В пригороде.
– Интересно, – ведьмак осмотрелся. – Почти не
видно следов войны. Говорили, ваши края жутко разрушены.
– Точно, – сказал Йурга, – уж чего-чего, а
руин туточки было вдосталь. Посмотрите внимательней, почти на каждой халупе, за
каждым забором все бело от новой тесины. А за рекой, вот увидите, там еще хужее
было, там под корень все погорело… Ну что ж, война войной, а жить надыть.
Самую-то заваруху мы пережили, когда Черные катились через нашу землю. Точно, тогда
казалось, все они тута спалят и вытопчут. Многие из тех, что тогда сбегли, так
и не возвернулись. А на их местах поселились новые. Жить-то надыть.
– Факт, – буркнул Геральт. – Жить надо.
Неважно, что было. Жить надо.
– Это точно, господин. Ну получайте. Зашил вам портки,
залатал. Будут что новые. Это как с нашей землей, господин Геральт. Разодрали
ее войной, перепахали, словно плугом прошли, бороной, исковеркали. Но теперича
будет как новая. И еще лучше уродит. Даже те, что в той землице погнили, добру
послужат, удобрят почву. Щас-то пахать трудно – кости, железяки всюду на полях,
но земля и с железом управится.
– Не боитесь, что нильфгаардцы… что Черные вернутся?
Если уж однажды нашли путь через горы…
– А как же. Страшно. Однако что ж? Сесть и сопли распускать?
Трястись? Жить надыть. А что будет, то будет. Того, что предназначено, не
избежать.
– Веришь в Предназначение?
– А как же не верить-то? Опосля того как мы на мосту
встренулись, на урочище, как вы меня от смерти спасли? Ох, господин ведьмак,
бухнется вам моя Златулина в ноги…
– Прекрати. Честно говоря, я тебе больше обязан. Там,
на мосту… Ведь это моя работа, Йурга, моя профессия. Я защищаю людей за деньги.
Не по доброте душевной. Признайся, Йурга, ты слышал, что люди болтают о
ведьмаках? Мол, неведомо, кто еще хуже – они или чудовища, которых они убивают…
– Неправда ваша, господин, не знаю, почему вы так
говорите. Что ж, али у меня глаз нету? Вы тоже из той же самой глины вылеплены,
что и та лекарша…
– Висенна…
– Она нам себя не назвала. Но ведь она мчалась за нами
галопом, потому как знала, что потребна, догнала вечером, сразу занялась вами,
едва с седла соскочила. Да, господин, намучилась она с вашей ногой, от этой
магии аж воздух звенел, а мы со страху в лес драпанули. У нее потом из носа
кровь пошла. Непростая, видать, штука – колдовать. И так заботливо вас
перевязывала, ну прям-таки как…
– Как мать? – Геральт стиснул зубы.
– Во-во. Точно сказали. А когда уснули…
– Ну, Йурга?
– Она едва на ногах держалась, бледная была как
полотно. Но пришла, спрашивала, не нужно ли кому из нас помощи. Вылечила
смолокуру руку, которую ему стволом пришибло. Гроша не взяла да еще и лекарства
оставила. Нет, господин Геральт, на свете, знаю, мало ли что о ведьмаках
болтают, да и о чародеях тоже. Но не у нас. Мы, из Верхнего Соддена, и люди из
Заречья лучше знаем. Слишком многим мы чародеям обязаны, чтобы не знать, какие
они. Память о них у нас не в сплетнях и трепотне, а в камне высечена. Увидите,
как только роща кончится. Да вы и сами, надо думать, лучше знаете. Битва-то
была – на весь мир слыхать, а едва год минул. Должны были слышать.
– Не было меня здесь, – буркнул ведьмак. –
Год не было. На Севере я был. Но слышал… Вторая битва за Содден…
