Решение относительно трех младших медсестер было отложено до назначения нового главного врача, и они находились в подвешенном состоянии. Девушки получили право носить накрахмаленные марлевые косынки, но фартуков снимать им не разрешили. Эдда старалась быть поближе к операционной и поэтому работала в травматологическом отделении. Китти осталась с детьми, а Тафтс осела в родильным отделении и работала ночной медсестрой, обходя палаты с керосиновой лампой. Электрические фонарики доктор Кэмпбелл считал непозволительной роскошью, поскольку для них надо было покупать батарейки!
Неожиданно Тафтс вызвала к себе старшая медсестра.
— Думаю, вы можете снять фартук, сестра Скоуби.
— Пока рано, мэм. Он еще может пригодиться. Наши обязанности не вполне определены, и я не исключаю грязной работы.
— Как хотите.
Лицо старшей медсестры было, как обычно, холодно, непроницаемо и бесстрастно.
— Хотя ваша будущая должность еще под вопросом, у меня есть соображения на этот счет, которыми я хочу поделиться с вами, несмотря на наши печальные обстоятельства.
— Да, сестра.
— Через два с половиной месяца у нас появится еще восемь практиканток и я, как старшая медсестра, должна позаботиться об их обучении. План, предложенный доктором Кэмпбеллом, я считаю полностью непригодным, и сейчас, после его смерти, приняла решение от него отказаться. Надеюсь, мне не надо объяснять вам почему.
— Не надо, сестра. Я все понимаю и очень этому рада.
— Вот и прекрасно! — с облегчением произнесла старшая медсестра, чуточку расслабившись. — Как вы смотрите на должность сестры-инструктора?
Тафтс напряженно глотнула:
— Это зависит от обстоятельств, мэм.
— Каких же? — ледяным тоном поинтересовалась старшая медсестра.
— Ну, прежде всего от степени моей самостоятельности на этой должности. Если мне позволят создать систему обучения, которая устроит сестринский совет, но будет основана на моих собственных идеях и опыте, тогда я согласна. Я намерена составить совершенно новый учебный план с расширенной программой. Естественно, перед тем как отсылать свои соображения в Сидней, я представлю их вам и новому главврачу. Единственное, на что я не согласна, так это быть послушным автоматом, выполняющим чужие указания.
В золотистых глазах Тафтс сверкнул упрямый огонек.
— Как видите, мэм, у меня полно собственных идей.
Какое-то время сестра Ньюдигейт молчала, громче обычного шурша накрахмаленным халатом — верный признак того, что она тяжело дышит. Наконец она обрела дар речи и заговорила, как всегда, бесстрастно и размеренно:
— Видите ли, сестра Скоуби, если бы у вас не было собственных идей, я бы вряд ли предложила вам эту должность. Она равнозначна заместительнице старшей медсестры, и я имею право вытребовать сестру-инструктора из Сиднея или Мельбурна. Тем не менее местная кандидатура кажется мне более приемлемой, а у вас есть все данные для этой должности. Я принимаю ваши условия.
— В таком случае я согласна, — выпалила Тафтс, поднимаясь со стула. — Благодарю вас, сестра. Но… есть еще один момент.
— Просветите меня, сестра.
— Мне придется постоянно совещаться с доктором Лиамом Финаканом. Если только вы не планируете сменить лектора для практиканток.
— Им останется доктор Финакан, и вы можете общаться с ним сколько угодно, у меня нет никаких возражений. Теперь он вполне респектабельный неженатый мужчина и к тому же ваш коллега, — пояснила старшая медсестра, чувствуя необъяснимую симпатию к этой умной и немного опасной молодой женщине.
— Отлично, — просияла Тафтс и удалилась.
Придя домой, она обнаружила там своих сестер, пьющих чай с Линой Корриган. Сестра Бейнбридж, получив должность сестры-хозяйки, переехала в новый дом для персонала, оставив в распоряжении девиц Латимер весь коттедж, где они обосновались с таким комфортом, какой не снился обитательницам нового дома. Заслуженная награда для первооткрывателей.
— Мне предложили работу, — сообщила Тафтс, принимая чашку с чаем.
— Какую? — первой поинтересовалась Китти.
— Сестра-инструктор со статусом заместительницы старшей медсестры.
— Вот это номер, черт побери! — поперхнувшись, воскликнула Лина. — Ну, ты даешь, Тафтс! С ума сойти!
Под аккомпанемент восторженных возгласов и поздравлений Тафтс стала рассказывать, как все было. Эдда сразу притихла и только молча улыбалась — нет, то была не зависть или недовольство, и все отлично это понимали. Просто ее переполняла радость: Эдду всегда волновало положение женщин в обществе.
— Лина, я понимаю, что наше печенье вкуснее, чем лепешки из маранты, но ведь ты пришла не для того, чтобы его есть или смотреть, какого цвета помада у Эдды. У тебя ведь тоже есть новости, — сказала Тафтс, приступая ко второй чашке чая.
— Ты, как всегда, права, мисс Мирна Лой. Кстати, пациенты из мужского отделения решили, что Эдда на нее похожа. А Китти вылитая Марион Дэвис.
— Ладно, давай выкладывай, не томи, — проворчала Тафтс.
Лина вскинула руки, словно сдаваясь на милость победителя.
— Хорошо, хорошо! Я тоже получила повышение. После двадцати лет работы сиделкой…
— Надеюсь, Фрэнк Кэмпбелл будет гореть в адском огне, — процедила Китти.
— Я с подачи старшей медсестры получила официальную регистрацию и стала сестрой Корриган. Теперь меня назначили ее заместительницей в психиатрическом отделении — у меня всегда лежала душа к шизикам.
Это сообщение вызвало новый всплеск торжествующих возгласов. Еще одна женская победа, да к тому же такая заслуженная! Правда, на этот раз ликование было несколько омрачено беспокойством.
— Лина, я знаю, тебе нравится работать в психушке, но теперь, когда у тебя есть официальная регистрация плюс огромный опыт, ты сама можешь выбирать себе пациентов, — заявила Эдда, глядя на бывшую сиделку потемневшими от волнения глазами. — Ты не боишься, что постоянное пребывание в обществе умалишенных отразится на твоем психическом здоровье? Ведь их уже не вылечишь, и никакие психиатры тут не помогут. Они могут лишь наблюдать и систематизировать виды слабоумия. Уход за сумасшедшими опасен не только для тела, но и для души. Только подумай, какая это нагрузка для психики!
Лина Корриган, изможденная женщина за тридцать, с шапкой огненных курчавых волос и такими же рыжими глазами, была бездетной вдовой пьяницы, любившего бутылку гораздо больше, чем жену. Больше о ней не знали ничего. Она была изрядно побита жизнью, но сохранила гордость.
— Господь с тобой, Эдда, да я там все подвохи знаю, — терпеливо объяснила она, понимая, что Эддой движет самое искреннее участие. — Мне их страсть как жалко, психов этих. А теперь, когда Фрэнк Кэмпбелл отправился к праотцам, у них есть шанс заполучить психиатра и хоть какое-то лечение. Уход за сумасшедшими не такое уж безнадежное дело. Я знаю, порой ими занимаются такие же сдвинутые, но это вовсе не обязательно. Если ничего другого не получится, я хотя бы буду наблюдать и делать записи по каждому случаю — в один прекрасный день они очень даже пригодятся.
