Все штаты брали кредиты, в основном на рынке капиталов в Лондоне, в колоссальных объемах и под высокие проценты. Падение мировых цен на зерно и шерсть привело к значительному спаду в австралийской промышленности и сельском хозяйстве. Занятость падала, а с ней и поступления в бюджет. И неожиданно для себя власти штатов поняли, что они больше не в состоянии платить проценты по своим лондонским кредитам. По времени это совпало с обвалом фондовой биржи на Уолл-стрит.
Экономисты, государственные чиновники и политики сошлись во мнении, что от катастрофы может спасти только жесткий контроль над денежными средствами путем сокращения расходов. Каждый сэкономленный пенс должен идти на выплату иностранных долгов. Премьер-министр Скаллин объявил, что федеральное правительство прекращает финансирование общественных работ и сокращает занятость. Против был только Джек Ланг, лидер лейбористской партии Нового Южного Уэльса, который считал, что тратить надо больше, а не меньше, а количество рабочих мест увеличивать, а не сокращать.
Поначалу обвал на Уолл-стрит прошел в Корунде незамеченным и никто, кроме Чарлза Бердама, не придал ему особого значения. Горожане читали в газетах, что происходит в больших городах, но Корунда долгое время оставалась своего рода башней из слоновой кости. Первые конвульсии Великой депрессии почти не повлияли на этот район. Работу теряли в Сиднее и Мельбурне, а здесь по-прежнему было безоблачно. Однако через несколько недель кто-то из местных выставил на шоссе Сидней — Мельбурн плакат, на котором крупным шрифтом было напечатано: «В Корунде работы нет».
Гораздо больший интерес вызывали отношения Чарлза Бердама и Китти Латимер. Если бы Китти знала, чего она хочет, все давно бы решилось так или иначе. Проблема была в том, что она все время колебалась и свое замешательство относила за счет нескольких факторов, включая и тот, что раньше ни один мужчина не домогался ее столь настойчиво. Чарлз привлекал ее, одновременно вызывая отвращение. И все же ее непонятным образом тянуло к нему. Подсознательно она чувствовала в нем нечто зловещее, но это никогда не выходило наружу. А чисто внешне это был превосходный, надежный и твердый, как скала, мужчина. И как ей было объяснить, что она пытается докопаться до его душевной боли? Найди она в нем нечто подобное, все стало бы на свои места, и она тотчас бы определилась. Ее собственное детство было омрачено нескончаемым страданием, которое причиняло ей то, чего она не в силах была изменить: ее внешность. Чутье подсказывало ей, что и он в детстве страдал — все его сверстники росли, а он оставался маленьким. И здесь причиной была внешность! Значит, он тоже испытывает душевную боль. Так почему он скрывает ее и не хочет поделиться с ней? Почему не пускает ее в свою душу? Она бы исцелила его, а он держит ее на расстоянии.
Поэтому, когда они встречались, что случалось довольно часто, Китти принимала оборонительную позицию, выпускала когти и была готова к бою. В ответ на любое не понравившееся ей замечание она шипела и огрызалась, словно кошка, к которой проявил интерес слишком общительный пес.
Эдда и Тафтс с бессильной тревогой наблюдали за их схватками.
— Они загрызут друг друга до смерти, — заметила Тафтс.
— Но почему они так ведут себя? Ведь они просто созданы друг для друга.
— Это все Китти. Сначала я думала, что ее злит слишком деятельное участие Мод, но папочка уверил меня, что та ведет себя вполне пристойно. У Чарли есть черты, которых Китти не понимает, и это ее бесит.
— Похоже на то, — пожала плечами Эдда. — Я лично вмешиваться не собираюсь. Но Чарли мне жаль.
Тем временем Великая депрессия развивалась быстрее, чем роман Чарлза и Китти. Он еще не отважился поцеловать ее в губы, когда в Корунде закрылось несколько магазинов, оставив без работы и выходного пособия еще нескольких ее жителей. Найти новую работу было невозможно, даже в больнице не требовались люди. Федеральное правительство объявило, что выделяет штатам миллион фунтов для оказания помощи безработным, предоставив местным властям самим определять размер пособий. Это привело к массовым злоупотреблениям на муниципальном уровне, а возмущенные вопли пострадавших так и не были услышаны. Южная Австралия, находившаяся в отчаянном положении, получила больше других, что не вызвало особого гнева. Не меньший куш достался и Западной Австралии, но по причинам иного порядка: этот штат горел желанием выйти из Британского Содружества, поэтому Канберра решила умаслить его власти непомерно большими ассигнованиями. Она была полна решимости удержать в Содружестве весь континент.
— Двести семьдесят шесть тысяч фунтов — это огромные деньги, — сказала Китти, когда они с Чарлзом пили чай в коттедже. — И вероятно, большую часть получит Сидней. А Корунде что-нибудь перепадет?
— Скорее всего нет. Уровень безработицы здесь ниже, чем в других районах, даже с учетом недавних закрытий. Остаться без работы — хорошенький подарок к Рождеству!
— Отец сейчас все внимание уделяет сиротским приютам. Этот ужасный кризис в первую очередь ударит по детям. Но, надеюсь, у матерей детей не станут отбирать?
— Сейчас много самоубийств, Китти. И не только мужчины лишают себя жизни. Кроме того, некоторые женщины считают, что если они бросят своих детей, то в приюте их по крайней мере накормят, оденут и дадут крышу над головой.
Китти содрогнулась:
— Как жесток этот мир! Страшно подумать, как матери решаются оставлять своих детей. А ты, Чарли, когда-нибудь испытывал душевные страдания?
Он изумленно посмотрел на нее.
— Страдания? С чего бы это?
— Ну, может быть, в детстве? Ты ведь жил без родителей. — Ее голос упал до шепота: — И был не такой, как все.
Чарлз от души рассмеялся:
— Ох, Китти, а ты, оказывается, романтичная особа! Как я мог страдать из-за двух людей, которых никогда не видел? У меня было замечательное детство, ей-богу! У моей тетки — сестры моей матери — я жил, как в раю. Лучшего и пожелать нельзя! Они с мужем меня по-настоящему любили и относились ко мне, как к родному сыну.
— А то, что ты отличался от других? — продолжала настаивать Китти.
— Ты имеешь в виду мой рост?
— Да, и все остальное, что причиняло тебе страдания.
Подвинув стул, Чарлз взял руки Китти в свои — теплые, сильные и сухие.
— Мой дядя был еще ниже, чем я, и он воспитал меня в уверенности, что низкий рост — это не пожизненный крест, а вызов судьбы. И чтобы оправдать его доверие, я принял этот вызов. Что касается душевных терзаний, все это романтическая чушь. В основе греческих трагедий свойства человеческой натуры, а не физические особенности людей. Я Чарлз Генри Бердам, который в один прекрасный день станет сэром Чарлзом. Женщины обожают все драматизировать, для них это вполне естественно. А для мужчин нет. Я вовсе не страдал, а просто вырабатывал твердость духа и учился противостоять судьбе.
— Не понимаю, как это возможно. Человек не может не страдать.
— Вздор! — бросил Чарлз, постепенно раздражаясь от этого разговора. — Не испытывать горя, жалости и страха — вот это действительно не по-человечески. Я залил свою подушку слезами, когда умерла моя собака, до сих пор горюю по умершим дяде и тете, а когда какой-то головорез приставил к моей груди пистолет, я испытал неподдельный страх.
