Тропинка вела в поле. Там они раскрыли свои зонты, и эти два коричневых пятна из альпага колебались над высокою рожью, среди роскоши голубого пространства. Легкое дуновение ветра сметало пыль по земле небольшими клубами, которые таяли в полях, усеянных пшеницей. Они вбирали полной грудью это нежное дыхание ветра или слегка распрямляли руки. Равнина пылала, как раскаленная печь, и этот зной залил им щеки широким румянцем. Они шли рядом, и глаза их ослеплял яркий свет.
Вдали горизонт, казалось, утопал в пыли. Одной рукой Жермена подобрала свое черное шелковое платье, на которое спадали края кофточки. Нижняя белая накрахмаленная юбка ударялась при каждом шаге о каблуки башмаков. Она шла, и солнце ложилось отблеском на ее кофточку, тесно облегавшую округлость форм ее груди. На голове у нее сидела соломенная шляпа, украшенная множеством цветов. На Селине было серое шелковое платье, которое резко выделялось рядом с черным нарядом дочери фермера Гюлотта.
И вот неожиданно для них донеслась музыка с бала вместе с отдаленным гулом голосов. Их обеих охватила веселость. Они ускорили шаги, и через короткое время очутились на площади в толпе.
Знакомые окликали их по именам. Их обступили с разных сторон. Сыновья фермеров приглашали их на танцы. И они проходили среди кучек, смеясь, что стали предметом вниманья.
Фермер Шампиньи, стоя у своих дверей, видел издалека, как они шли. Он подошел к ним и пригласил к себе.
– Надеюсь, от куска торта со стаканом чего-нибудь такого вы не откажетесь, – говорил он, пропуская их вперед.
В то же время пришла фермерша с дочкой Зоей. Они уже протанцевали одно отделение и шли теперь выпить кофе.
– Следует только хорошенько подкрепиться, – проговорила госпожа Шампиньи, маленькая толстенькая, вечно смеющаяся женщина.
– Для танцев нужны тоже и ноги. Правду ли я говорю?
Она говорила им любезности, находила их обеих прелестными, глядела на них с восхищеньем, склонив голову, восторженно прихлопывала руками и потом перешла к своей Зое, которой скоро должно было исполниться девятнадцать лет, – самая чудная пора молодости. И Зоя, отведя немного в сторону Селину с Жерменой, рассказала им, что она два раза протанцевала с сыном Мортье, – с сыном фермера с «Большого-Поля», в двух милях отсюда.
Ее кавалер был студентом медицинского факультета, но на каникулы приехал к отцу. И много, ужасно много было смеха, когда толпа притиснула их одно время друг к другу, так что они не могли даже двинуться. После того, все отправились в нижний этаж, где Шампиньи принимали гостей. Там на покрытом белой скатертью столе стоял огромный рисовый торт с коркой шафранного цвета. Фермерша погрузила в него нож и нарезала несколько кусков. Каждый взял по куску, который ему больше приходился по вкусу. Толстая девка с фермы вошла в комнату и, проговорив с широкой на лице улыбкой «Здравствуйте, господа», поставила на стол кофейник; из горлышка вылетал буроватый ароматный пар цикория.
– Еще чашечку, пожалуйста! Кусочек торта, – повторяла при каждом случае фермерша.
– Нет, спасибо. Достаточно. Меня и так разнесло, – говорила жена фермера Малуэна.
– Полноте, что вы! Не откажите.
– Ну, уж разве еще одну самую маленькую чашечку, – ради вас. Вот-вот… Достаточно. Спасибо вам.
И госпожа Шампиньи продолжала, обращаясь к Селине и Жермене:
– Вам, видно, не нравится торт, что вы не кушаете? Что ты сидишь так, муженек, угостил бы барышень! Если бы вместо нас, стариков, были молодые люди, вы бы тогда уж кушали с охотой…
– О, еще бы, – сказала, смеясь, Селина.
– Видите вот ведь, что значит возраст! И Зоя будет скоро то же говорить! Она такая же станет, как и все девушки! Что же вы? Еще чашечку, пожалуйста!
Тарелки снова протягивались, и новые куски торта отягчали желудки. Завязался разговор о телятах, поросятах, об урожае. Запах навоза со двора проходил через открытые окошки, и слышалось мычание коров в хлевах. Снаружи доносился шум деревенского веселья и крики «ура». Малуэны и Жермена вышли. Шампиньи провожали их.
Мельник Изар, к несчастью, тоже находился у своих дверей. Надо было зайти и к нему, как и к Шампиньи. Он оставался один в доме, но это ничего не значило. Он послал слугу за своими дочерьми, которые находились у Ронфлеттов.
Изар был вдовец. Продолжая говорить, он растворял перед ними двери зала, обитого под бархат обоями, тиснеными золотом. Зеркало в резной рамке стояло на камине. Бархатные, покрытые белыми чехлами кресла стояли вокруг стола с точеными ножками и мраморной столешницей. По полу расстилался ковер из мягкой шерсти с красными розочками. Мельник оставил их на время одних любоваться этой роскошью и, несколько времени спустя, снова появился с двумя бутылками в руках. Женщины стали отказываться. Ведь только что им пришлось выпить кофе с ликером. Вино перевернуло бы им весь желудок.
– Ну, ну!.. Лишний стаканчик не принесет никакого вреда, ради праздника, – возражал Изар. И потом вы будете все время в компании. Я велел позвать моих племянников!
Он весело подмигнул в сторону девушек. Бутылки опустошались. Тарелки с конфетами переходили беспрерывно из рук в руки. Слышалось сухое хрустенье зубов, разжевывавших твердые пряники. Шампиньи смаковал вино, прищелкивая языком. Мельник самодовольно поглядывал на него и, удовлетворенно встряхивая головой, замечал: «Так, так…»
Шум шагов раздался по коридору, и почти в то же время отворилась дверь. Это были Дочки мельника, они пришли со своими двоюродными братьями. Последних было трое. Двое из них были мельниками на мельнице папаши Изара, а третий – чиновником городской экспедиции. Пришедших представили. Жермена и Селина встали, обменялись рукопожатиями с новыми знакомыми, и все поместились вокруг стола на плетеных стульях, за которыми пришлось сходить в соседнюю комнату. Изар то и дело приносил бутылки под мышками. Молодые люди, со своей стороны, угощали женщин, и пробки хлопали одна за другой, вылетая с треском из бутылок. Возвратившиеся с бала племянники Изара рассказывали, как они там забавлялись. Случилось, что дочка купца Эрбо упала в самый разгар кадрили и увлекла за собой своего кавалера. Остальные пары повалились на них, так что нагромоздилась огромная куча, и было очень смешно смотреть. Они намекали друг дружке еще на кое-какие штуки и перемигивались между собой двусмысленными улыбками. Чиновник, напротив, относился с пренебрежением к этому вульгарному веселью. В городе были женщины почище и получше, чем эти дородные девчонки. И к тому же девушки в деревне совершенно не умели танцевать вальса. И он сделал вид разочарованного и пресыщенного человека, изведавшего более утонченные удовольствия. Жермена рассеянно слушала. Ее томило нетерпение. Это продолжительное сиденье на одном месте ее одуряло. Ее щеки зарделись румянцем.
Шампиньи сделал знак, что пора отправиться.
– И у молодости ведь свои права: надо и ей повеселиться!
И тогда вся компания встала. Дома остался только старый Изар, немного страдавший ревматизмом. Среди всех остальных царило оживление. Их голоса были громки, а взгляды – нежны и смелы. Чиновник наклонился, чтобы поговорить с Жерменой. А Селина, Зоя и обе дочки Изара шли рядом, смеясь и насмехаясь над проходившими мимо крестьянками в голубых и зеленых платьях и «с целым огородом овощей» на головах. Словцо это придумала старшая из сестер Изара – Ирма. Она окончила пансион в Живэ и оттуда вынесла вкус к насмешке.
