Книга Последний каббалист Лиссабона, страница 32. Автор книги Ричард Зимлер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Последний каббалист Лиссабона»

Cтраница 32

Когда стемнело, я натер тела девушки и дяди миртом, чтобы хоть немного отбить запах, свидетельствующий о том, что душа покинула тело. Потом снова прикрыл их коврами.

С помощью экстракта окопника мне удалось закрыть оставленную острогой мальчишки рану на руке. Я наложил на нее тонкий слой сока календулы, чтобы ускорить заживление, и перевязал льняным платком.

Собрав в кулак все свое самообладание, я прошептал Эсфирь:

— Ты когда-нибудь раньше видела мертвую девушку?

Она сидела на скамейке, принесенной с кухни. Плотная мамина мантилья из коричневой фламандской шерсти покрывала ее плечи. Правая рука, обмотанная окровавленным льняным полотенцем, висела между ног, защищая то, что уже было осквернено.

Она не издала ни звука, и я понял, что ее душа спряталась глубоко в теле.

Было ли жестоко задавать Эсфирь подобные вопросы? Плевать: я должен был выяснить, знала ли она ее. И не из пошлого любопытства, как она могла подумать.

Золотая брачная лента девушки все еще хранилась у меня в сумке. Я надеялся, что ее муж выжил и сможет забрать ее.

Дядин перстень с печаткой я поцеловал и убрал в ящик из черного дерева, в котором раньше лежала золотая фольга: я чувствовал, что Эсфирь может быть больно видеть его на моей руке.

Когда мама спросила меня, куда подевалось прежнее содержимое ящика, я решил, что это подходящий момент для разговора с ней.

— Кому было известно о генице? — спросил я ее.

Она втянула голову в плечи, словно курица, посмотрела на меня как на сумасшедшего и велела не задавать больше вопросов.

Когда колокола собора пробили полночь, мы услышали пронзительный, как у заблудившейся чайки, голос Бритеш, нашей прачки из старых христиан, отчаянно зовущей нас.

Я уже готов был отозваться, когда мама всплеснула руками и сложила их крест накрест.

Я осознал в тот момент, что даже в аду не найду покоя, если братишка попал в лапы палачей, безразличных к внешней красоте или чистоте души.

А еще меня беспокоил вопрос, чье именно лицо изобразил дядя в качестве убийцы на Нетленной Скрижали мусульманской традиции. Я поклялся себе в том, что узнаю, кто эта девушка. Больше, чем когда-либо я был уверен в том, что она — ключ к разгадке.

Ранним утром вторника я понял, что с меня хватит темноты и сомнений. Руки и ноги сводило от необходимости выйти на воздух и подвигаться. В пурпурной предрассветной дымке я решил начать поиски Иуды, Резы и молотильщиков, полагая, что в этот ранний час на улицах будет не так много христиан.

— Тебе нельзя уходить! — прошептала мне мама. Ее ногти глубоко впились мне в кожу. — Нет! Там опасно. И ты должен прочитать утренние молитвы. Дядя рассердился бы, узнай он, что ты не выполнил свой долг перед Господом!

— Утренние молитвы подождут! — сказал я ей.

Высвободившись, я передал все содержимое своей сумки, кроме ножа, Фариду.

Он принял все без единого жеста. Его глаза воспалились, по щекам струились ручейки пота. Когда я поцеловал его в лоб, тот горел, оставив на губах дурной привкус болезни. Он отвернулся, избегая моего изучающего взгляда, и я увидел, что ссадины у него на шее гноятся черным и желтым.

— Что ты чувствуешь? — спросил я его жестами.

— Колючий зверек шевелится в животе, пытаясь выбраться наружу, — слабо показал он.

Чума? Но если он погибнет, с кем мне будет говорить на тайном языке, кто поможет мне найти убийцу дяди?

Беспомощно застыв, я продолжал смотреть на него, вспомнив, как наша старая знакомая Мурса Беньямин сказала, что мы близнецы, отданные разным родителям. Дражайшая Мурса должна была скоро снова выйти замуж после болезни и смерти ее первого мужа. Выжила ли она хотя бы?

Начав поиски, я вытащил из сарая кувалду и прошептал, обращаясь к Богу:

— Верни к нам Иуду и возьми меня вместо него.

Чтобы оградиться от христиан, я пел про себя стихи из Зохара.

Ближайшая ко мне улица Святого Петра была пуста. Густой, плотный туман укрывал город. Те ставни, что выдержали натиск мятежников, были закрыты так плотно, словно больше никогда не откроются. Над головой парили чайки, и тела их светились, будто готовые вспыхнуть. Возле ворот церкви Святого Петра полная женщина с плетеной корзиной на голове бросилась бежать болезненно-неуклюжей походкой. Высоко у нее над головой, позади узких башен собора, в воздух поднимались густые тучи дыма: видимо, костер на площади Россио все еще полыхал.

Дверь квартиры отца Карлоса была по-прежнему заперта. В церкви потрескивали масляные светильники. В нефе лежали тела, распластанные подобно выброшенным на берег утонувшим рыбакам.

Сеньора Телу, белошвейка, лежала на спине под фреской на поперечном нефе, изображающей Благовещение. Бледное застывшее лицо, закрытые глаза. Никакой крови. Ни капли. Оловянный свисток, которым она обычно созывала домой детей, свесился на плечо.

Рычание заставило меня обернуться. Розовоносая палевая дворняга положила лапы поперек живота мужчины с почерневшей от крови грудью. Поставив торчком уши, она подняла измазанные кровью трепещущие губы, обнажая клыки и утробно рыча, словно я собирался отнять у нее добычу.

Я направился в церковь Святого Михаила. Перед алтарем Назарянина лежало множество неподвижных безмолвных тел. Я взял в приделе свечу и принялся искать. Иуды среди них не было.

Во внутреннем дворе церкви Святого Стефана, в саду, на постели из великолепных бархатцев я наткнулся на тело девочки-подростка. Ее тело методично клевал сгорбленный стервятник с безразличным взглядом круглых глаз. Наблюдая за ним, я заметил, что эти птицы начинают трапезу с мягких частей — губ и языка, глаз. Девочку уже невозможно было узнать.

Когда я уже уходил, из бокового придела вышел смотритель церкви, старый христианин. В ответ на мой вопрос он помотал головой и сказал:

— Нет, не отец Карлос. Другие. Большинство направилось к реке. Говорили, евреи переправляются на лодках на другой берег.

Я обнаружил, что единственное, что может огорчить меня сейчас, это доброта. Стоило ему обнять меня, и все мои принципы отступили. Я оттолкнул его и вжался в стену. Потом убежал.

Рассвет заливал горизонт призрачным сиянием. Ласточки носились вокруг, щебеча что-то на своем торопливом языке.

Свернув к Тежу, я описал Иуду торговкам рыбой, расставлявшим лотки для продажи ночного улова. Они ничего не видели.

— Евреев убили? — спросила одна из них.

И, словно бы сама мысль об этом навевала на нее скуку, зевнула.

Я перевернул ее лоток, и она завопила, как попугай. Но никто не посмел противостоять мне: люди узнают безумие и уходят с его пути.

Потом я отправился в центр города, добравшись до края Terreiro do Trigo, Пшеничной площади. Я не рискнул идти дальше: возле пристани двое докеров обменивались проклятиями с группой светловолосых моряков с севера. Между ними растянулись четыре бездыханных тела. Гора зарезанных псов громоздилась поверх выложенного в центре площади креста, и их кровь пропитала сено, рассыпанное вокруг недавно разгруженных тюков. Дальше, на одном из ремонтных пирсов собралась толпа, чтобы полюбоваться на изнасилование африканской девочки-рабыни. Она лежала лицом вниз на скользких досках и беспомощно покрикивала, даже не пытаясь сопротивляться грубому безумию низкорослого мужчины, возящегося над ней. Моряки и торговцы, населяющие плавучий город кораблей, наблюдали за этим и смеялись. Я повернул назад, к привычному спокойствию Маленького Еврейского квартала. Первые же шаги вбили в мою голову вопрос: «Неужели старые христиане ненавидят нас столь яростно лишь потому, что мы дали им Иисуса — спасителя, который им никогда в действительности не был нужен?»

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация