Папа улыбнулся.
— Знай, сынок, в его народе есть обычай несколько дней следовать за дождями. Вода в пустыне означает жизнь, и если гроза не приходит, это — настоящее бедствие. Я думаю, что Полуночник знает, что делает. Он вернется через несколько дней.
— Но, папа, ведь его может убить молнией.
— С ним все будет в порядке. Его народ ориентируется по молниям, как по компасу.
Видя мою нерешительность, он взял меня за подбородок:
— Не волнуйся за Полуночника.
— Не волнуйся?! Но он ведь один! И он не знает Португалии. И… и…
— Джон, Полуночник сказал мне однажды, что пустыня ждет молнию, как невеста жениха, а когда молния приходит, то пустыня сливается с ней. Все, кто живет там, все звери, большие и маленькие, все мужчины, женщины и дети, все бросают свои дела и уходят. Молния — это зов небес для них. Они должны следовать за ней, иначе смысл их жизни будет потерян. А теперь, Джон, слушай внимательно… Полуночник рассказывал мне, что ему запрещали следовать за дождем, когда он прислуживал в поместье господина Рэйнольдса. Он не мог покидать усадьбу. Но здесь он — свободный человек, и я никогда не буду запрещать ему делать то, что он пожелает. Ты ведь не хочешь, чтобы он утратил смысл своей жизни, сынок?
Я знал, какой ответ хочет услышать папа, но был слишком взволнован, чтобы произнести слова, которые он от меня ждал. Он сам ответил за меня:
— Наверняка, не хочешь… С ним все будет в порядке. Он вернется к нам.
— Но ведь Порту — не пустыня!
— И тем не менее, Полуночник всегда будет следовать за дождем и молнией, так же как и мы будем следовать тому пути, который предназначен нам судьбой. Придется смириться с этим, малыш.
Пока Полуночника не было, у нас на четверо суток разверзлись хляби небесные. По улицам города текли реки грязи. Мы думали, что бушмен вернется домой грязный с ног до головы и чихающий, как друид, но наши ожидания не оправдались, как, впрочем, каждый раз, когда дело касалось нашего друга из Африки.
Когда он вернулся через пять дней, его желтовато-коричневые шерстяные штаны, белая рубашка и синий жилет были безупречно чистыми, и лишь босые ноги, вымазанные грязью, и влажноватый запах мокрой ткани говорили о том, что этот человек почти неделю провел под дождем, звездами и облаками.
— Добрый день, — сказал он, и лицо осветилось улыбкой. — Мы заметили вас издалека и умираем от голода.
Когда утихли наши радостные возгласы, мама первой заметила порез у него на лбу, примерно с дюйм длиной. Она бросилась к нему и кончиками пальцев прикоснулась к ране, на которой уже запеклась кровь. Полуночник засмеялся и заявил, что это — ерунда, потом взял ее руку и поднес к губам, как его научили.
— Я сама перевяжу тебя, — сказала она.
— Хорошо, но сначала дайте мне снова взглянуть на семейство Стюартов.
Полуночник был очень рад своему возвращению. Поймав мой счастливый взгляд, он подмигнул, намекая, что многое собирается мне рассказать. Я обнял своего друга и вдохнул его родной запах.
Папа помог бушмену убрать мешок, колчан и лук, затем посадил его за стол, а мама осмотрела рану. Я же не мог больше сдерживаться и задал вопрос, который меня мучил все время с тех пор, как он вернулся.
— Но как, черт побери, ты умудрился не запачкать свою одежду?! — спросил я.
— Джон! — воскликнула мама. — Джентльмен никогда не употребляет подобных слов, даже если он взволнован.
Я ответил ей:
— Но я — не джентльмен.
Я вовсе не шутил, поскольку решил для себя, что от меня не должны требовать галантных манер, пока мне не исполнится шестнадцать.
— Чистая правда, — пошутила мама. — Но я сделаю из тебя джентльмена, чего бы мне это ни стоило.
— Как же тебе удалось остаться таким элегантным? — спросил папа.
— Как только я вышел за город, где поблизости не было домов, я снял одежду и аккуратно сложил ее в мешок, а затем повесил его высоко на дуб. Правда, вещи стали мокрыми-премокрыми, — засмеялся он. — Но они высохли сегодня по пути домой, только штаны остались немного влажными.
— Но как ты запомнил этот дуб? — спросил я.
Он недоуменно посмотрел на меня:
— Джон, не будь глупцом, я никогда бы не потерял такое важное дерево.
— Все, хватит об этом, — приказала мама. — Переоденься теперь в сухое. Я не хочу, чтобы ты снова заболел перед Рождеством. Я этого не вынесу. Тем более, ты скоро начнешь обучение у аптекаря, и не следует появляться на пороге дома сеньора Бенджамина с лихорадкой. Если не можешь…
Мама могла бы возмущаться до рассвета, если бы папа не отважился прервать ее тираду:
— Делай, что говорят, Полуночник, а то мы не придем к согласию. Пожалуйста, иди с Джоном в свою комнату и переоденься, а затем спускайся и поужинай с нами.
Мы с Полуночником помчались наверх, в его комнату. Переодеваясь, он рассказывал о своих приключениях. Чувство гордости за то, что он отдает мне предпочтение, всегда переполняло меня, когда я слушал африканца. Когда я однажды рассказал об этом ощущении, он ответил, что когда я метался в бреду с лихорадкой, он, чтобы изгнать болезнь, дал мне съесть жука, который до сих пор находится внутри меня. В нем тоже живет жук, и они вспыхивают, почуяв друг друга.
Застегивая рубашку, Полуночник рассказал мне, как он покинул Порту и начал искать сердце грозы; через вспаханные поля и леса он шел к темнеющему небу. Когда я спросил, не встретил ли он людей на своем пути, он ответил:
— Ни единой души. Меня никто не видел. Я хитрый-прехитрый, когда хочу спрятаться.
Африканец сказал, что дождь настиг его на холме, на вершине которого росли сосны. Он целыми часами плясал под ними.
— Чтобы призвать больше дождя? — спросил я.
Он пожал плечами, потом прищелкнул языком. Когда я стал настаивать, чтобы он ответил по-английски, он только усмехнулся. Это был уже не первый раз, когда Полуночник начинал щелкать вместо объяснений, но я знал, что, отмалчиваясь, он не хотел обидеть меня или что-то утаить, как я поначалу думал. Он просто не знал, что ответить.
Спустившись в гостиную, Полуночник, удовлетворяя любопытство моих родителей, в подробностях рассказал то, что я считал лишь самым началом эпического повествования об опасном приключении. Но он быстро закончил свой рассказ, сообщив, что после плясок охотился четыре дня. Не подозревая о том, что я ждал его рассказа целый час, он взял ложку и начал жадно поедать морковный суп.
— А сколько… сколько зверей ты убил? — спросил я.
Мама сочла эту тему неподходящей для мальчишки моего возраста и шикнула на меня, но отец сказал:
— Нет, Мэй, пусть он расскажет нам о своих трофеях.
Полуночник ответил:
