«Я очень хочу снова быть вместе с вами в нашем любимом Порту», — написал он, поставив внизу подпись «Полуночник» с изящной завитушкой на букве П.
Я был удивлен тем, насколько улучшился его почерк по сравнению с первыми неделями наших занятий, когда он еще настаивал на добавлении к буквам крыльев, звериных морд и рогов.
Девятнадцатого октября я проснулся на рассвете, не смог снова заснуть и отправился в сад играть с Фанни и Зеброй. В конце концов мать открыла ставни и пригрозила задушить меня, если собаки еще раз залают.
Примерно в десять часов корабль появился на горизонте. Я страшно разозлился, когда мать не разрешила мне пропустить пятничный урок с моим домашним учителем, профессором Раймундо и пойти вместе с ней в порт. И мне пришлось терпеть его очередную лекцию о великолепии тригонометрических функций.
Я не понимал, почему родители так задерживаются, и скоро стал опасаться, не пропустили ли отец и Полуночник свой корабль.
Профессор Раймундо ушел в полдень. Накинув шерстяной пиджак, я вышел из дома в леденящий холод. Я был уверен, что что-то случилось, и даже подумывал зайти к сеньору Бенджамину и попросить его сходить вместе со мной на пристань. Но потом я увидел, что родители идут по улице, при этом отец поддерживает мать за талию.
В великой радости я помчался к ним.
Однако, подбежав ближе, я увидел, что у мамы заплаканное лицо. Когда я подошел к ней, то увидел в ее глазах такую сильную боль, что даже испугался.
— Папа, что случилось… что с мамой?
— Джон, дай мне довести ее домой. Там поговорим.
— Где Полуночник? Можно мне сходить за ним?
Они не ответили. Отец крепко стиснул зубы.
— Что-то случилось с ним? Он остался в Англии?
Папа не ответил.
— Что случилось в Англии? — закричал я. — Он еще там? Он не ранен или… или…
— Джон, успокойся, пожалуйста.
Я открыл дверь, и папа помог зайти маме в дом. Он проводил ее к лестнице, велев мне подождать его в гостиной. Я шагал взад и вперед, охваченный ужасными мыслями.
Отец спустился вниз и налил себе бренди, а потом наполнил стакан поменьше для меня.
— Выпей, — сказал он.
— Просто скажи, что случилось.
— Делай, что я тебе велю, сын! — И поняв, что говорит слишком грубо, он мягко добавил: — Пожалуйста, Джон, сделай, как я сказал.
Я пригубил бренди, которое обожгло мне горло.
— Присядь, — сказал папа, указав на мамино кресло.
Я продолжал стоять.
— Скажи мне, где Полуночник.
Он поставил стакан на камин.
— Полуночник… Полуночник умер, сынок. Прости.
— Нет, нет… это… это невозможно. Папа, это…
Он протянул ко мне руки, но я отступил назад.
— Ты лжешь! Где он?
— Полуночник ушел от нас навсегда.
Я покачал головой.
— Нет, я не хочу это слышать. Нет… нет…
У меня закружилась голова, и я почувствовал, что падаю в темную пропасть. Я уже не помнил, куда делись отец и Полуночник, и почему.
Папа что-то говорил мне, но я ничего не слышал.
Я очнулся на персидском ковре перед диваном; меня накрыли одеялом. На меня смотрела Луна Оливейра, что было особенно странно.
— Ты упал в обморок, Джон, — сказала она. — Ты у себя дома. Твоя мать наверху.
Рядом с ней появилась Граса и улыбнулась мне. Я чувствовал себя так, словно нахожусь в стеклянной банке. И вдруг все случившееся разом нахлынуло на меня.
— Полуночник умер? — спросил я.
— Погоди, Джон, — ответила она, отходя в сторону.
Отец, стоявший где-то позади меня, сказал, что сейчас подойдет. Вскоре он встал на колени рядом со мной и помог мне сесть. Он поднес к моим губам чашку с чаем и попросил выпить.
Я сделал несколько глотков. Чай был слишком горячим и сладким.
— Полуночник умер? — снова спросил я.
Отец сам отпил из чашки.
— Я похоронил его перед отплытием в Порту, — мрачно ответил он. — Мне очень жаль, сынок.
Луна и Граса сказали, что скоро снова зайдут ко мне. Проводив их, папа помог мне сесть в кресло и сам сел напротив. Откинувшись назад и глубоко вздохнув, чтобы набраться духу, он стал рассказывать о том, что произошло:
— После нашего визита к доктору Дженнеру мы решили, что Полуночнику стоит посмотреть на английскую деревню. Понимаешь, вся эта лондонская суматоха так… выводила его из себя. Мы взяли экипаж, приехали на побережье, в городок Сванедж — тихое местечко, где я бывал раньше, и остановились на небольшом постоялом дворе, — отец скривил губы в нервной усмешке, которую я раньше не замечал за ним.
— В наш третий и последний день, который мы провели в этой деревне, влажный воздух стал наэлектризованным, а вечером началась сильная гроза. С нависшего свинцового неба хлынул дождь. Зрелище было ужасающим. Но Полуночник был вне себя от восторга. Наутро я обнаружил, что он последовал за дождем.
Я молча и безучастно слушал его.
— А наутро, — продолжил отец, — после завтрака показалось солнце. Часов в десять ко мне зашел скверно одетый юноша и сказал, что хозяин послал его привести меня на место несчастного случая. В кармане погибшего человека нашли клочок почтовой бумаги с адресом нашего постоялого двора. Парень описал несчастного хозяину постоялого двора, и тот сказал, что он приехал со мной.
Папа взял трубку со столика.
— Конечно же, я немедленно сел в повозку. Через полчаса мы подъехали к большим железным воротам, за которыми находился роскошный дом.
Вытирая глаза он сказал:
— Привратник впустил нас внутрь, и навстречу вышел старик в парике. Он смущенным голосом представился как лорд Льюис Пэкинхем. Извинившись за то, что внезапно вытащил меня с постоялого двора, он провел меня в каменную часовню рядом с главным домом. Там… там… — папа опустил голову и откашлялся. — Там, Джон, — продолжил он, — я нашел испачканное кровью одеяло, а под ним на соломенном тюфяке лежало тело.
Он вытер рот тыльной стороной руки.
— Когда одеяло подняли, я увидел рану от пули мушкета, зиявшую в груди Полуночника. Он был весь серый, а выражение лица было совсем другим, чем при жизни.
Отвернувшись к стене, отец продолжил упавшим голосом:
— Пэкинхем сообщил мне, что егерь увидел, как «черный парень» — так он назвал Полуночника — охотится на его землях, и трижды выстрелил в него. Только последний негодяй мог убить его! — Папа в ярости обернулся ко мне. — Этот английский мерзавец в парике предложил мне щепотку табака из своей серебряной табакерки, как будто это могло возместить мне утрату.