А Иззи обязательно приедет. Нони прислала телеграмму, сообщив, что они с Иззи полетят одним рейсом. Естественно, Нони ничего не знала, хотя… Когда отчаяние Адели достигало предела, она представляла, как ее дочь и Иззи сидят в самолете и обсмеивают ее жалкое состояние. Она даже слышала их голоса… Ничего удивительного, что все произошло именно так. Адель превратилась совсем в старуху. Жуткую, вечно слезливую старуху. Можно ли упрекать Джорди?
Скоро это перестанет ее волновать. Скоро все ее беды и волнения останутся позади. Конечно, ужасно сознавать, что малютка Клио будет расти без нее. Но девочке хорошо среди двоюродных братьев и сестер. А Адель… Какая из нее сейчас мать? Ничего, погорюет и привыкнет. Единственное, что еще всерьез волновало Адель, – это угрозы Джорди отобрать у нее Клио. Она мучилась, пока не нашла решения: добавила в свое завещание пункт, что в случае ее смерти Клио будет жить с Венецией, а не с Джорди. Венеция об этом ничего не знала, но она не сможет нарушить последнюю волю сестры. Конечно, ей самой будет больно расставаться с Венецией. Они всегда говорили, что доживут до глубокой старости и умрут вместе. Они даже выбрали себе способ ухода: въехать на обрыв – и вниз. А поедут они на их старом верном «остин-севен», который стоял у Боя в гараже, между его «бентли» и новеньким «астон-мартин», купленным Венецией. Иногда они неторопливо катались на нем по Вест-Энду, радуя взоры всех, кто на них смотрел. Совершенно одинаковые, элегантные и величественные дамы среднего возраста, восседающие в маленьком красном автомобильчике.
Вот только они очень давно так не катались.
Адель четко выбрала время осуществления своего замысла. Она это сделает, пока внимание всех будет поглощено свадьбой. Идеальное время, когда она не рискует быть застигнутой врасплох. Утром она позвонит Венеции и скажет, что ужасно себя чувствует, а потому никому не хочет портить праздник. Все, так или иначе связанные с семьей, будут в церкви, а затем на приеме. Даже няня и Клио, которой выпала честь быть подружкой невесты. Экономка тоже уйдет, чтобы помочь на Чейни-уок. Адель окажется одна, и никто не помешает ей совершить задуманное. Ее хватятся лишь через несколько часов. Начнут звонить. Потом приедут. Но к тому времени уже будет поздно. Таблетки – ее маленькие друзья – заберут ее с собой.
Глава 29
Иззи не переставала удивляться, до каких тонкостей и мелочей она успела изучить особенности его характера. Она точно знала, когда он бывает счастлив, когда чем-то взволнован, а когда почему-либо грустит. Она сразу замечала, если у него схватывает желудок (она без конца твердила, что ему стоит показаться врачу, поскольку эти боли могут быть вызваны язвой желудка), если он устал, голоден, полон надежд или отчаяния. Все это она знала без подсказки. И естественно, она давным-давно изучила его странные привычки. Скажем, обыкновение дергать себя за мочку уха, когда он о чем-то думает. Или морщить нос, прежде чем рассмеяться. А его жуткие шутки всегда предварялись глубоким вдохом. Впрочем, ничего удивительного: она уже целую вечность работала бок о бок с ним. Сколько раз она спорила с ним до хрипоты, беспокоилась за него, хотела чем-то порадовать, смеялась его дурацким шуткам. А сколько раз позволяла ему подтрунивать над ней. Иногда она в ужасе замирала, видя, в какой блеклой, невыразительной рубашке он собрался на важную встречу. Ее раздражало, что он, решив сэкономить пару долларов на парикмахерской, стригся очень коротко, объясняя, что волосы подольше будут отрастать. Она прекрасно знала его взгляды чуть ли не на все: начиная от политики (он был сторонником Демократической партии) и религии (здесь он поддерживал реформистский иудаизм) и кончая лучшим способом делать бутерброды с копченой говядиной (горячий ломтик говядины кладется на кусок холодного ржаного хлеба и смазывается французской горчицей) и лучшим лекарством от похмелья (коктейль «Невинная устрица в прерии»). Удивительно, она столько о нем знала и почему-то ни разу не подумала, что именно такого человека она и искала: веселого, честного, абсолютно надежного и доброго, а также подверженного вспышкам раздражения и, что греха таить, обожающего споры ради споров, временами проявляющего высокомерие и изрядный эгоизм. Человека, которого она сможет полюбить, кому поверит и с кем будет счастлива. Человека, обладающего, кроме всего перечисленного, потрясающей мужской сексуальностью.
Ну почему она ничего этого не видела? Почему воспринимала его лишь как коллегу по работе: смешного, с вечной скорбной миной на лице, невероятно тощего, плохо одевающегося… нет, просто отвратительно одевающегося? А ведь ему было достаточно взять ее за руку, чтобы в ней пробудилось желание, чтобы ей отчаянно его захотелось. Захотелось ощутить прикосновение его губ к ее губам, его рук – к ее грудям. Захотелось слияния их тел. Весь мир сузился до него. Желание наполняло ее сладостной болью, звало, тянуло, размягчало душу. Она теряла способность сосредоточиваться, растворялась в нем.
– Знаешь, это даже хорошо, что мы на некоторое время расстанемся, – сказал он в один из поздних вечеров. Они лежали в постели, удовлетворив первую волну желания. – Иначе агентство «Нилл и Паркер» оказалось бы в бедственном положении. Удивляюсь, как это раньше я мог жить без этого… – он поцеловал ей одну грудь, – без этого… – поцеловал вторую, – и без этого… – Он принялся гладить ее бедра.
– Не знаю. То же я могла бы сказать и о себе. Но мы ведь как-то жили, хотя особой радости в этом не было.
– Не было. У меня в жизни вообще было мало радости.
– И ты не можешь вспомнить ни одного радостного момента?
– Ну, наверное, один вспомню.
Иззи настороженно посмотрела на него:
– Ник, о чем ты говоришь?
– О том, что однажды мне было почти так же хорошо, как с тобой.
– Да, тактичностью ты отличаешься.
– Прости, дорогая. Я был тогда с девушкой. Точнее, с молодой женщиной. Как же ее звали? Вспомнил. Ее звали мама. Нам тогда было очень, очень хорошо. Она первый раз повезла меня на Кони-Айленд, купила мне булочку с болонской колбасой. А потом мы катались на русских горках.
– И это было лучше, чем лежать в постели со мной?
– Нет, не лучше. Я ведь и не говорю, что лучше. – Ник снова ее поцеловал. – Это было очень похоже. Взмываешь вверх, потом камнем летишь вниз. Думаешь: «Неужели я это выдержу?» Может, попробуем устроить нечто похожее у тебя в постели?
– Нет уж, спасибо, – нахмурилась Иззи. – Вряд ли я могу составить конкуренцию груде металла.
– Я же говорю не про металл. Я сравниваю тебя не с вагончиками горок. Я имел в виду ощущения, которые ты вызываешь… Впрочем, нет. Я передумал. Ты вызываешь куда более сильные ощущения. Я так думаю.
Иззи легла на спину и засмеялась. Замечательно было чувствовать себя такой счастливой.
* * *
Первое время их волновало, как все это воспримет Майк.
– Для него это будет чем-то вроде развода, – всерьез тревожилась Иззи.
Но Майк обрадовался, сказал, что очень счастлив за них обоих. Это не мешало ему постоянно твердить, что Ник ей и в подметки не годится.
